— Слушай мой голос и рассказывай, что ты помнишь, — настаивал Эрик.

Лоб Роки блестел от испарины; он вытянул ногу, и стул заскрипел под тяжестью грузного тела.

— Свет цвета известки, — тихо сказал он. — Падает через окна в глубоких нишах… На фоне лиственно-желтого неба висит побежденный спаситель… вместе с другими преступниками.

— Ты в церкви?

Глубоко в грязной быстрой воде Роки кивнул в ответ. Глаза выпучены, волосы колышутся.

— Что это за церковь? — спросил Эрик.

Он услышал, как дрожит его голос, постарался унять тревогу, найти покой в гипнотическом резонансе.

— Церковь проповедника…

— Как она называется? — Сердце забилось быстрее.

Рот Роки приоткрылся, но слышно было только, как он шлепнул губами. Эрик склонился ему через плечо и услышал замедленное дыхание, голос, исходящий откуда-то из глубин горла.

— Ш-шёлдинге, — глухо проговорил Роки.

— Церковь Шёлдинге, — повторил Эрик.

Роки кивнул, откинул голову назад, и его губы что-то беззвучно выговорили. Эрик и Йона быстро переглянулись. Они получили, что хотели. Теперь Эрику предстояло вывести Роки из глубокого транса, но он не удержался от еще одного вопроса:

— «Грязный проповедник» в церкви?

Роки сонно улыбнулся и поднял обмякшую руку, словно указывая на предметы у стены сарайчика.

— Ты видишь его? — нажал Эрик.

— В церкви, — прошептал Роки, и его голова снова поникла.

Йона, карауливший возле мутного от грязи окна, как будто занервничал. Видимо, на кладбище кто-то пришел.

— Расскажи, что ты видишь, — попросил Эрик.

Роки вздрогнул, и капля пота сорвалась с кончика его носа.

— Я вижу старого священника… Румяна поверх щетины на отвисших щеках… помада, и его глупая мина, недовольная и замкнутая…

— Продолжай.

— Ossa… ipsius in pace…[16]

Роки зашептал что-то себе под нос, лицо перекосилось, он беспокойно заерзал на скрипучем стуле. Клочки зеленой обивки полетели на мезонитовый пол. Йона отступил назад и молча вытащил пистолет.

— Ты знаешь, как его зовут, — продолжил Эрик. — Скажи мне, как его зовут.

— Это гадкий старый священник… щуплые ручки, все в пятнах от проклятого джонка, которым он ширялся годами, — сказал Роки, и его голова перекатилась на бок. — Синяки расплылись под кожей, вены разъедены, но сейчас на нем белоснежный стихарь, никто ничего не видит, никто не понимает, что происходит… Возле него сестра и дочь, коллеги…

— А еще священники есть в церкви?

— Скамьи заполнены священниками, ряд за рядом, ряд за рядом…

Йона вполголоса призвал Эрика закончить гипноз, но Эрик опустил Роки еще глубже.

— Достигни места, где хранятся только истинные воспоминания… Я буду считать с десяти… и, когда дойду до нуля, ты окажешься в церкви Шёлдинге…

Роки поднялся. Голова его дернулась, глаза закатились, и он рухнул, опрокинув стул. Ударился о пол, упал затылком на мешки с перегноем, ноги конвульсивно задергались. Тело выгнулось дугой, словно Роки пытался сделать «мостик». Роба задралась, он гнусаво стонал от боли, губы расплылись, голова запрокинулась. Позвоночник похрустывал. Эрик кинулся к больному, убирая в сторону все предметы, до которых Роки мог бы случайно достать.