И вдруг, прежде чем кардинал успел вставить хотя бы слово, ее охватил приступ гнева, и Сильви взорвалась:

— И не надо мне говорить, что этим мерзавцем был Персеваль де Рагнель! Он обожал мою мать, а весь этот день провел рядом с герцогиней Вандомской! В Ане никто не забыл этот ужасный день, и все могут подтвердить, что он отправился в Ла-Феррьер, только получив приказание герцогини! А она вышла узнать, что происходит в замке, когда ее младший сын Франсуа принес меня в Ане, босую, в одной запятнанной кровью рубашонке. То, что Персеваль де Рагнель увидел в Ла-Феррьер, перевернуло ему душу. Он не находил себе места от горя и поклялся найти палача моей матери и заставить его заплатить за совершенное злодеяние…

— И он нашел его?

— Вы отлично знаете, что нет. Это убийца нашел его и теперь пытается переложить на него вину за совершенные преступления! И сейчас все делают вид, что настоящий убийца найден! Ваше высокопреосвященство, разве может слуга божий осуждать, не зная фактов? О, это недостойно, недостойно!

Ярость Сильви утихла так же внезапно, как и прорвалась. Ее нервы сдали, и она рухнула на ковер, содрогаясь от рыданий. Ришелье встал, подошел к ней, но благоразумно выждал, пока приступ горя ослабеет. Только когда всхлипывания стали более редкими, он наклонился к девушке и взял ее за руку:

— Вставайте, дитя мое, вставайте! Пора уже успокоиться! Мы должны еще о многом поговорить…

Она повиновалась его руке, которая тянула ее кверху, и позволила подвести себя к креслу. Сильви опустилась в него. Силы оставили ее. Кардинал изумленно рассматривал нагромождение коричневого бархата, в котором почти совсем утонула хрупкая фигурка. Всего пятнадцать лет, а за плечами такая кошмарная история! Даже такое, заключенное в броню сердце, как у него, не может остаться равнодушным…

Повинуясь возникшему чувству жалости, Ришелье подошел к столику, как много раз это делала певшая для него Сильви, и налил в бокал немного мальвазии:

— Прошу вас, выпейте, дитя мое! Вы почувствуете себя лучше. Вам надо взять себя в руки.

Она подняла на кардинала полные слез глаза, и, беря предложенный бокал, вдруг густо покраснела. Ей некстати вспомнился маленький пузырек с ядом, переданный ей герцогом Сезаром. Сильви так и не избавилась от него, полагая, что однажды он пригодится ей самой, открыв перед ней дверь смерти, когда ее страдания станут совсем невыносимыми. Этим вечером ей и в голову не пришло взять его с собой. Да и зачем, впрочем? Ей необходимо остаться в живых, чтобы помочь Персевалю. Смерть кардинала лишь приблизит конец шевалье. Тогда уж его уничтожат без малейших колебаний!

Отгоняя прочь эти неприятные мысли, Сильви отпила глоток вина и действительно почувствовала себя лучше.

— Как вы добры, монсеньор! Я прошу ваше высокопреосвященство извинить мой приступ гнева. Это все из-за огромной нежности, которую я питаю к моему крестному!

— Именно так я это и воспринял. Сидите, и давайте поговорим… Прежде всего скажите мне, как называется замок вашего детства?

— Ла-Феррьер, монсеньор! Он принадлежит теперь барону, носящему такое же имя. Этот человек совсем недавно хотел жениться на мне. Судя по всему, барон полагает, что де Валэны на этой земле незваные пришельцы. И ему удалось добиться, чтобы его величество король отдал это владение ему.