Росс хотел что-то сказать, как из дома вдруг вылетел шквал кудряшек, лент и юбок Изабеллы-Роуз и обрушился на него, застав врасплох.

— Белла, Белла, Белла! — он подхватил дочь на руки и закружил.

— Папа-а-а, — захныкала она, — миссис Кемп говорит, что я останусь без ужина, потому что была г-г-груба с ней! Говорит, я ущипнула ее, а я не щипалась, только лишь ухватила ее за юбку, а она говорит, что это тоже г-г-грубо! Она не разрешит мне зажечь свечи, потому что я уронила жир на ковер. Ты видел когда-нибудь, чтобы я роняла жир на ковер? Видел, папа, видел?

Росс поцеловал ее в щечку, которая вовсе не была в слезах, как он заметил.

— Моя маленькая Белла, миссис Кемп — очень добрая женщина и несет за тебя ответственность, пока мама в отъезде, понимаешь? Мамы здесь нет, так что миссис Кемп за главную. Понимаешь, что это значит?

— Да, папа, так странно, что ты считаешь, будто я этого не понимаю! Но она сказала, что я ущипнула ее, а это не так, и...

— Белла, совсем не помешает попросить прощения у миссис Кемп, о нет, я не говорил, что ты щипалась, но вот извиниться, что тянула ее за юбку, надо. И тогда, если ты извинишься, она, может, и разрешит тебе остаться на ужин. Понимаешь, с нами будет ужинать мистер Стивен Каррингтон, поэтому не думаешь ли ты, что не стоит терять ни минуты и примириться с миссис Кемп?

— Благодарю, сэр, — сказал Стивен, когда девочка, немного поколебавшись, помчалась обратно.

— Не могу обещать доли в деле, — сказал Росс, — но ужин мы гарантируем.

Он вошел первым, и молодые люди проследовали за ним. Пока Клоуэнс в отъезде, самое время узнать побольше об одном из ее ухажеров, думал он, и составить о нем собственное мнение.

Миссис Полдарк и мисс Полдарк уже неделю жили в Бовуде. Они выехали из Труро во вторник утром и прибыли в большое поместье в четверг к чаю.

Миссис Полдарк никогда прежде так не беспокоилась. Ей много раз доводилось встречаться с крупными землевладельцами, богачами и аристократами, но ничего похожего на этих. Теперь она куда лучше знала, как себя вести и как всё заведено, но сейчас, почти в первый раз в жизни, она была без Росса. Она не брала в расчет безумный прием у Бодруганов в начале девяностых, тогда она была в такой ярости и так задета, что ей было на всё плевать. Во всех остальных случаях Росс находился рядом. А сейчас он остался за миллион миль, а ей предстояло встретиться с людьми, которых она никогда прежде не встречала и не очень-то жаждала увидеть. Более того, она собиралась у них жить, и это усложняло всё еще больше, к тому же ее сопровождала камеристка, пусть милая и учтивая, однако служившая тягостным дополнением.

Но как бы ей ни было трудно, Демельза пережила бы всё, кроме одного. Сейчас она могла подвести не только себя, но и дочь.

Больше всего ее тревожил акцент. Как только она познакомилась с Россом, задолго до того, как он на ней женился, пока она еще работала на кухне, Демельза начала внимательно слушать его речь и попыталась скопировать. После свадьбы она научилась читать и писать, а ее острый ум впитывал всё, что говорил Росс. Но хотя Демельза старалась говорить грамматически правильно, и это у нее вполне получалось, она не обращала особого внимания на акцент. В графстве, среди тех, кто прекрасно знал о ее происхождении, казалось слишком претенциозным говорить с чуждым акцентом.