— Добрый день, — первым поздоровался он. — Пристань принадлежит боярам Красновским… — Мы с усмешками наблюдали за ним. Он это видел и немного неуверенно продолжил: — Плата за стоянку стандартная, четыре медяка за день с каждого судна.

— Ну это еще по-божески, — сказал я, облокотившись о борт. — В Твери с нас брали десять медяков. Правда и боярин там не чета твоему, целый казначей князя.

Воины и команда за моей спиной уже откровенно ухмылялись. Было слышно едва сдерживаемое хихиканье.

— Боярин Красновский один из уважаемых людей города… — начал он пафосно.

— Был… Умер он в плену, — мне как-то сразу расхотелось развлекаться. — Пошли в мою каюту, поговорить надо.

Служащий немного постоял, чуть помедлил в нерешительности и по сброшенному на настил пирса трапу поднялся на палубу.

— Корнилов, Михайлов! Со мной, — крикнул я своих подчиненных.

Вчетвером мы прошли в мою каюту. Предложив им присесть за стол, я достал из шкафа пропыленную бутылку коньяка и нашел серебряные кубки. Рубинового цвета жидкость в кубках напоминала кровь, но запах давала вполне приличный и приятный.

— Давайте помянем Кузьму Михайловича, достойный был человек, — негромко сказал я.

Мы молча выпили. Я небольшими глотками, остальные одним.

Было видно, что человек Красновских опознал Михаила, на Корнилова он тоже поглядывал с сомнением. А вот Кирилла сразу признал. Оказалось, они жили через два дома, соседи.

— Представься и рассказывай, что у вас тут творится, — велел я ему, когда они с Михайловым обменялись новостями.

Лазутчики, что я отправил в город, уже должны были скоро подойти, поэтому нужно торопиться. Мы немного опоздали, на три дня, но думаю, они выставили наблюдателя. Это тоже было обговорено.

— Так Бориска я. Прокофьев, с Торговой стороны. В услужении у бояр Красновских уже почитай осемнадцать годков…

«Сорок лет мужику, а „Бориска я“, никакого самоуважения», — грустно подумал я, слушая рассказ Бориски.

А рассказ был все грустнее и грустнее. Фактически Красновские лишились всех своих статей дохода, вон даже плату за стоянку подняли на одну медяшку. В хозяйские земли нет доступа, тати лютуют, боярин Глазов воинов не дает, говорит, по пустякам отвлекать их не будет. Доказательств-то нет. Ладья пропала с двумя Красновскими, родственники Кузьмы Михайловича.

— …деньги тают, скоро по миру пойдут. Сам слышал, когда деньги приносил. Хозяйка так говорила.

— А ярыга?

— Какой ярыга? Нет у нас никаких ярыг.

— Хм, понятно… Дом у них все тот же? В боярской слободе?

— Тот… пока тот.

— Это хорошо. Тогда мы туда.

— Боярин, Кирилл сказал, что ты приемный сын Кузьмы Михайловича? — осторожно спросил Бориска.

— Так и есть. Я знаю, кто все это устроил и погубил Красновских и разорил, так что не волнуйся, тать получит свое. Можешь идти, сообщи боярыне, что я скоро буду.

— Спасибо, боярин, век тебе молиться буду, — кланяясь, Бориска задом отошел к двери, открыл ее и исчез.

Оба десятника смотрели на меня.

— Что смотришь? — спросил я Михайлова. — Мухой лети и устрой слежку за этим Бориской.

— Ты думаешь?.. — недоговорил Кирилл.