За хорошее поведение заключенным позволяли слушать радио, пользоваться пишущей машинкой и один час в день проводить вне камеры. Разрешалась также подписка на газеты и журналы – такие, где не было фотографий обнаженных женщин и не говорилось о том, как совершить побег. Дозволялось брать книги в библиотеке. Те, кто вел себя не слишком хорошо, лишались радио и получали только три или четыре часа прогулок в неделю. Томас Мейсон как-то сказал мне, что, если бы смертники могли смотреть телевизор, они вели бы себя лучше: запрет на просмотр телепередачи действует гораздо эффективнее, чем запрет слушать радио.

Тем, кто вел себя совсем плохо, читать разрешали только юридические документы и давали всего один час вне камеры в неделю. Причем даже вне камеры им запрещалось до кого-либо дотрагиваться. Иногда они играли в «лошадь» – игру с баскетбольным мячом, где первый игрок забрасывает в корзину мяч, стоя в необычной позе, например, на одной ноге, а второй игрок должен сделать то же самое. Игроков разделяла металлическая сетка, и все же это было хоть какое-то подобие общения.

У некоторых имелись шахматные доски, и они играли с соседями, называя ходы. Иногда заключенные ложились на пол и разговаривали через щели под дверями. А многие просто сидели да щелкали пальцами от нечего делать.

Стивен Муди, приговоренный в 1993 году за то, что застрелил человека, высказался так: «Доводилось ли вам бывать в зоопарке и смотреть в глаза зверю за решеткой? Если да, вы не могли не заметить его боли и тревоги. Метание взад-вперед по клетке ни к чему не ведет, с каждым годом тревога все сильнее, он все больше теряет себя…» Муди казнили через много лет, 16 сентября 2009 года.

Однажды охранники обыскивали камеры на предмет контрабанды и нашли баночку с маленькими черными паучками. Заключенный надеялся получить из них яд, чтобы намазать им что-нибудь острое и уколоть охранника.

Майкл Макбрайд – человек со странностями даже по меркам отделения смертников – пытался добыть флакон от шампуня и семена острого перца, чтобы настоять их и брызгать в глаза тем, кто его раздражает, – а раздражали его абсолютно все. Так происходит, когда у человека нет стимула хорошо себя вести, и, сидя много лет в тесной камере с узеньким окошечком, он постепенно сходит с ума, – если, конечно, не попал сюда уже безумным. Потому-то нам постоянно напоминали, что с заключенными нужно быть начеку. Если они и не собираются нанести вам увечье, то вполне могут изувечить себя, как Андре Томас, который вырвал у себя левый глаз и съел, а правый вырвал еще раньше, в тюрьме округа.

Снаружи каждой камеры делались пометки. Если заключенный любил устраивать побеги, ему лепили наклейку с буквами «ES»[27]. Имелись соответствующие наклейки для любителей нападать, для «саморезов»; у некоторых заключенных таких наклеек набиралось довольно много.

Однажды я находилась возле тюрьмы, следила за съемками фильма, и вдруг везут человека в кресле, а из шеи у него торчит дротик. Он спокойно придерживал его рукой, но я могла думать только об одном: вот сейчас его вывезут наружу, и не дай бог он попадется на глаза репортерам! Впрочем, как-то удалось провезти его незаметно. Это был человек со стороны, техник, который устанавливал в отделении смертников видеокамеры. Заключенные не любят видеокамер, вот один и метнул в него дротик из туго скрученной в трубочку бумажки с самодельным металлическим наконечником.