В день казни мы с Мишель пришли к нему для обычной процедуры, и я вдруг подумал, что Наполеону лучше записать свое последнее слово, а не бормотать, лежа на койке, – ведь он человек грамотный. И я предложил: «Если хотите что-нибудь сказать, напишите все, что у вас на сердце, а я потом передам кому следует». Он согласился. Перед уходом я повернулся к нему и заметил: «Наполеон, вы, кажется, совсем спокойны». «Посмотрите получше», – ответил он.
Я пожал ему руку и ушел, а потом не мог прогнать из памяти этот разговор. В следующий раз я увидел Наполеона на кушетке, пристегнутого ремнями. Меня одолевали тяжелые чувства. Его смерть произвела на меня сильное впечатление. Он стал моим другом. Мне было грустно провожать Наполеона, и я страшно устал от казней вообще…
Ближе к вечеру я перепечатывала для прессы последнее слово Наполеона. Он написал текст меньше чем за час, но то были очень искренние и волнующие слова. Я печатала, надеясь, что ему все же дадут отсрочку; мне не хотелось видеть, как он умирает, и я упрекала себя за эту жалость. Трудный выдался день. Голосование по вопросам отсрочки или замены казни на пожизненное заключение в Бюро помилований и условно-досрочных освобождений обычно проходило единогласно, но в случае с Наполеоном Бизли решено было отказать в замене смертной казни пожизненным заключением – десятью голосами против семи, и отказать в отсрочке исполнения – тринадцатью голосами против четырех, – вот как сильно разделились мнения. Затем пришло известие о том, что Верховный суд единогласно решил отказать в отсрочке исполнения приговора.
Мне ничего не оставалось, как обуздать эмоции: в тот день Ларри впервые доверил мне вести пресс-конференцию, и мне не хотелось его разочаровать. Пресс-конференции мы проводили далеко не после каждой казни, поскольку большинство из них не привлекает пристального внимания СМИ, а если и проводили, то в самой тюрьме. Однако ради Наполеона в город понаехали толпы журналистов, и мы сделали помост перед зданием. Здесь собрались представители всех СМИ из округа Тайлер, федеральная пресса, мне предстояло выступать по прямой трансляции Си-эн-эн; начни я плакать, получилось бы не очень красиво. Я напечатала основные пункты своего выступления, оставляя пробелы для подробностей (время смерти, последнее слово, как он держался) и пошла в комнату смерти. И пока Наполеон умирал на кушетке – в двадцать пять лет! – я делала записи.
…невозмутим, по сторонам не смотрит, когда спросили, будет ли последнее слово, – «нет, нет», закрыл глаза, несколько раз кашлянул, глаза больше не открывал, слегка улыбнулся? Всего десять покашливаний, на третьем чуть приподнял голову…
Заметки Мишель о казни Наполеона Бизли, 28 мая 2002 года
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО НАПОЛЕОНА БИЗЛИ
Поступок, который я совершил и который привел меня сюда, был не просто отвратительный, он был бессмысленный. Однако человека, совершившего этот поступок, больше нет, а есть только я.
Я не собираюсь оказывать физическое сопротивление. Не стану кричать, ругаться, угрожать. И все же знайте: я не просто опечален, я глубоко удручен из-за того, что здесь сегодня произойдет. И я не только удручен, я разочарован тем, что система, призванная защищать и поддерживать справедливость, действует так же, как действовал я, когда совершил ту постыдную ошибку.