Обойдя замыкающего Астахова, женщина заходит в подъезд, дверь громко и неприятно скрипит, и зависает в полуоткрытом состоянии.

Шея оборачивается на нас, Астахов коротко и многозначительно кивает головой вслед женщине. Шея раздумывает секунду, потом говорит:

- Идём!

Чувствую, что Астахов недоволен. А я? Не знаю. Чего, убить ее, что ли, надо было? Взять бабу и зарезать? Как корову… Ну что за дурь.

«Сейчас она позовет своих абреков, - думаю, - и они нас самих перережут. Как телят».

Покрепче перехватываю ствол. Сжимаю зубы.

«Сейчас, перережут. Хер им».

Останавливаемся у корявых кустов. Присаживаемся на корточки. Смотрим назад, на тот дом, от которого отошли. Ломаю веточку, верчу в руках, бросаю. Где-то далеко раздаются автоматные очереди. Здесь, вокруг нас, тихо.

Встаем, двигаемся дальше. Совсем уже стемнело.

Как мы пружинисто и цепко идём, какие мы молодые и здоровые…

Всё, наш дом, приплыли. Пятиэтажное здание серого цвета, «хрущёвка», второй подъезд. Напротив дома, видимо, была детская площадка. В темноте виднеется заборчик, качели, похожие на скелет динозавра, беседка, как черепашка…

Шея тыкает в меня пальцем и затем указывает на дальний угол дома.

- Глянь и вернись, - говорит он тихо, когда я прохожу мимо него.

Как всё-таки плохо идти одному. Чувствую себя неуютно и нервно. Неприязненно кошусь на окна: разбитое, целое, разбитое, потрескавшееся… Вот было бы замечательно увидеть там лицо, прижавшееся к стеклу, расплывшиеся губы, нос, бесноватые глаза. Даже вздрагиваю от представленного. Угол. Заглядываю за. Помойка, мусор, тряпки, битое стекло. Вглядываюсь в темноту. Опять где-то раздаются выстрелы. Дергаюсь, прячусь за угол.

«Ну чего ты дергаешься, - думаю, - чего? Черт знает, где стреляют, а ты дергаешься».

Возвращаюсь к своим, не глядя на окна. Хасан и Шея уже зашли в подъезд, Астахов держит дверь, ждет меня. Вхожу, Астахов медленно, по сантиметру, прикрывает дверь, но она все равно выдает такой длинный, витиеватый скрип, что у меня начинается резь в животе.

Поднимаемся на второй этаж. Смотрю вверх, в узкий пролет. Естественно, ничего не вижу. Шея щелкает зажигалкой перед одной из дверей - только на секунду, прикрыв ее ладонью, при вспышке озаряется цифра «36».

«Надо же, - думаю, - номер сохранился. А чего бы ему ни сохраниться. Кому он нужен…»

Мы быстро, стараясь не шуметь, поднимаемся выше этажом. Прислушиваемся.

«Бля, куда мы забрели», - думаю.

Чувствую внутри мутный страх, странную душевную духоту, словно всё сдавлено в грудной клетке.

- Чего будем делать? - спрашивает Астахов.

- Попробуем выбить любую дверь, - отвечает Шея. - Может быть, через окна удастся уйти.

Распределяемся: Женя Кизяков, Дима Астахов и я усаживаемся возле окна на площадке между вторым и третьим этажами - смотрим на улицы, поглядываем на двери, чтобы кто-нибудь нежданный не выскочил с гранатометом. Хасан и Шея стоят сидят на лесенке чуть ниже нас.

Вижу качели на детской площадке. При слабом порыве ветра дзенькает стекло ниже этажом…

Дерево… Крона как будто бурлит на слабом огне… Кто-то когда-то сидел под деревом, целовался на скамеечке. Чеченский парень с чеченской девушкой… Или у них это не принято - так себя вести? У Хасана надо спросить. Принято у них под деревьями в детских садах целоваться было, или это вообще немыслимо для чеченцев.