Забавы не получилось. Схватив клещи, Вася лишь вздрогнул, но не выронил их. С бледным лицом, он молча окунул руки в стоявший рядом чан с сизой от окалины водой и только тогда с трудом разнял пальцы.
Руки саднило. От боли и обиды хотелось плакать. Чтобы не показывать слез, Вася ушел в дальний угол кузницы, спрятался за кипятильником. Он не слышал, как старый кузнец, которого в цехе все величали Савелием Матвеевичем, изругал озорников, не видал, как старик с сердито распушенными усами раскрыл свой шкафчик и достал с полки небольшой пузырек с подсолнечным маслом.
Подойдя к Васе, Савелий Матвеевич приказал:
— Показывай, что с руками.
Спекшаяся кожа на ладонях и пальцах мальчика вздулась волдырями. Кузнец покачал головой:
— Вот ведь мерзавцы что наделали! Набилось тут всякой шантрапы: маклаки, дворники, приказчики да купчики разные. От войны прячутся. Им ведь не работа нужна, а отсрочка от окопной жизни. А тут человека заработка лишили. Нашел перед кем характер показывать. Узнает мастер, что руки пожег, — выгонит из мастерской. Ему здоровые нужны.
Савелий Матвеевич осторожно смазал Васе ладони и пальцы подсолнечным маслом.
— Чуть обсохнет, перевяжешь, — посоветовал он. В лице парнишки ему почудилось что-то знакомое. — Чей будешь-то?
— Кокорев, — ответил Вася.
— Не Степана Дмитриевича сын?
— Его.
— Знавал я твоего отца. Первый котельщик был. Наших кровей человек. За рабочий народ пострадал. А мать что делает?
— Умерла недавно, на работе простыла.
— Та-ак, — протянул Савелий Матвеевич, — полный сирота, выходит. С кем же теперь живешь?
— С бабушкой. Она чаеварщицей через ночь работает.
— В школу ходил?
— Начальную кончил.
— Грамотен, значит? Это хорошо. — Кузнец добрыми глазами смотрел на Васю. Помолчав некоторое время, он предложил: — Вот что мы с тобой сделаем. С такими руками ты дней на десять не работник. Давай-ка, чтоб начальство не заметило, перевяжем бинтом да рукавицы натянем. Я тебя в ученики беру. С мастером договорюсь сам.
Савелий Матвеевич помог Васе забинтовать каждый палец в отдельности, отдал ему свои рукавицы и позвал Дему Рыкунова.
— Вместе работать будете. Знакомьтесь.
— Я его знаю, — сказал Вася. — В одном переулке живем.
Савелий Матвеевич был знатоком кузнечного дела. Самые точные и сложные заказы поручались ему. Старший мастер недолюбливал кузнеца за независимый характер и за разговоры, которые Лемехов вел с рабочими, но увольнять его не решался: «Где еще добудешь такого работника? Кузнец наивысшей категории!»
Мастер старался не замечать своенравия Савелия Матвеевича и не сталкивался с ним по пустякам. Кокорева он зачислил в ученики без возражений: «Пусть подучит еще одного, умелых работников не много осталось».
Вася первое время подсыпал уголь в горны и следил за дутьем, чтобы железные болванки нагревались равномерно. Он любил горячие минуты нелегкого кузнечного труда, когда мастеровые выхватывают из горна раскаленную почти добела болванку, укладывают на наковальню и начинают обрабатывать.
В цехе поднимался такой перезвон, что вздрагивали закопченные окна и дрожала земля. Савелий Матвеевич своим молотом отбивал мелкую дробь, указывал, куда надо ударить, а молотобойцы, взмахивая тяжелыми кувалдами, ухая, били по вязкому искрящемуся железу. Горячая окалина разлеталась во все стороны…