— Ты меня ненавидишь! — заскулила она, — Ты видишь во мне только грязные инстинкты, которыми сам обладаешь!
Он упал перед ней на колени.
— Дорогая, — сказал Оскар, — я люблю тебя как прежде. Если этот портрет тебе противен, я не виноват.
— Стало быть, это моя вина?
— Конечно.
— По-твоему, я такая уродина…?
Он развел руками:
— Я не знаю чему верить, Люсьена. Прости меня,…может быть ты права…Может быть, мой талант предает меня,…Может, я ошибся,…я буду работать столько, сколько понадобиться…
Она успокоила его, вернув уверенность в своем таланте. На следующий день он твердо знал, что ошибся и был полон решительности исправить все. Но как он ни старался быть снисходительным, третий портрет был таким же отталкивающим, как и два предыдущие. Тогда он сослался на то, что слишком спешил взяться за работу, и ему нужно хорошенько узнать свою модель, прежде чем изобразить тайный характер. В последующие недели он наблюдал за всеми действиями жены. Однажды он заметил, как она отпихнула ногой котенка, хотевшего пролезть в дом: он заключил, что она жестокая. В другой раз он уличил ее во лжи. Позднее, множество мелочей указывало на скупость, кокетство и детский эгоизм Люсьены. Он попробовал мягко намекнуть о недостатках и о том, что нужно меняться. Но она грубо воспротивилась. Она ничем не была довольна. При хорошей погоде она жаловалась на мигрень. При плохой погоде заявляла, что абсурдно жить в ссылке, вдали от Парижа под таким противным небом. Если муж бреясь, посвистывал, это ее раздражало, а если у него было плохое настроение, она упрекала его в том, что у него нет задора молодости. Если обед был обильным, она упрекала кухарку в том, что от такой еды можно располнеть. При легком ужине она заявляла, что данная диета скоро навредит ее здоровью. Часто она жаловалась, что они живут в «Пенатах» как отшельники, но если Оскар предлагал ей пригласить друзей из Парижа, она не хотела их принимать. Требовательная к другим, снисходительная к себе, капризная, болтливая и переменчивая, она жила только ради своего удовольствия.
Малвуазен хотел бы ненавидеть такое существо. Но вопреки всем недостаткам или благодаря им, он не мог отказаться от этого прекрасного тела, от этой отвратительной души. Он оправдывал себя, ссылаясь на то, что годы смогут изменить ее характер в лучшую сторону и что он поблагодарит судьбу за свое терпение. Спустя два года он взялся за портрет жены, и он получился менее удручающим, чем предыдущие, сделанные сразу после свадьбы. Но на холсте еще были видны постыдные проявления ее моральных недостатков, и ему пришлось сжечь работу. Ей он сказал:
— Есть прогресс, Люсьена!
Она заметила в ответ:
— В тебе или во мне, дорогой?
Такое замечание застало его врасплох, и он задумался. Она родила ему двух детей. Последние роды были сложными, и отразились на ней. Она становилась немного мудрее. С удовольствием занималась хозяйством. Потом ей удалили аппендицит. В период выздоровления она попросила Оскара сделать ее портрет. Он исполнил просьбу и удивился тому, что изображение становилось все приятнее. Хотя с холста глядела старушка, но у нее исчезли отвисшие щеки. А выражение уступчивости смягчило контур ее губ. Оскар дал себе слово до конца жизни рисовать только Люсьену.