Дремин побарабанил пальцами по чашке, задумался на минуту-другую и вдруг заключил:

— Так, может, они и этого хотят пристукнуть, чтобы чего не сболтнул.

— Возможно. Поэтому надо его быстрее отконвоировать в город.

— Это верно, а то еще что-нибудь выдумают. От греха подальше...

Дремин был старше Куратова, имел за плечами боевой опыт командира красноармейского отряда, да и в милиции служил больше, но сейчас внимательно прислушивался к словам «городского начальства», не возражал с присущей ему грубоватой прямотой, а большей частью согласно кивал и поддакивал.

Еще в поезде Федор обдумал ряд вариантов оказания помощи Дремину и одним из подходящих считал возможность пойти с кем-нибудь из работников милиции или активистов в кедрач якобы с целью заготовки орехов и там попытаться найти бандитов. Сейчас он предложил этот вариант Дремину.

Тот долго размышлял, прикидывал в уме, потом сказал:

— А что, если тебе проехаться в конвое с этим задержанным? Тут видишь, что я хочу предложить... Ну поедешь ты не просто, а вроде как бы мы тебя тоже задержали за какое-нибудь дело. Проедешься с ним — может, чего и расскажет тебе, а там вернешься, и банду будем искать. Так я говорю, а?

— А что, резонно. Только надо все как следует продумать.

Дремин загорелся этой идеей. И теперь, когда Куратов согласился, он горячо заговорил:

— Что тут думать: утречком уйдешь в Мироновку, а под вечер наш конвой возьмет тебя; там все оформит участковый Тимшин, я ему писульку черкну.

— Где эта Мироновка?

— Километров десяток отсюда. Как попасть, расскажу.

Утром следующего дня Дремин, собрав свой немногочисленный личный состав милиции, обсудил задачи на предстоящий день и хотел было вновь заняться задержанным, как вдруг в кабинет вошла встревоженная жена. В ее всегда веселых серых глазах застыл испуг.

— Галька... Галька потерялась! — пересиливая слезы, закричала она.

— Ну что ты, Марья, куда она могла деться-то: тут где-нибудь играет.

— Кабы так, а то соседские ребятишки сказали, что мужик какой-то за поселок увел.

— Как увел?! Да о чем ты говоришь?!

Дремин, еще не веря в случившееся, постоял минуту в нерешительности, потом подошел к столу, поискал что-то, перебрал какие-то бумаги и грузно плюхнулся в кресло. Он потеребил рыжие усы, похожие на перевязанный сноп, горько сказал:

— Не пойму, что за чертовщина такая.

Увидев за окном милиционера, он крикнул:

— Щербаков, седлай Серко! А ты, Марья, — обратился он к жене, — найди-ка тех пацанов, пусть покажут, куда...

А она глядела на растерявшегося Дремина мутными от слез глазами,всхлипывала и причитала:

— Ой, что же теперь будет-то, а? Да куда же увели доченьку-то-о...

Сотрудники, еще не успевшие разойтись по своим делам и курившие кучкой на улице, поняли, что случилось неладное, и поодиночке стали входить в кабинет начальника.

Старший оперуполномоченный Абакумов, правая рука начальника, спросил:

— Что опять стряслось, Антоныч?

Однако Дремин, считая это событие личным, отослал сотрудников заниматься своими делами, а Абакумова придержал.

— Что-то не нравится мне все это, Илья, — непонятно для Абакумова заговорил он.