— Сера, ты должна сказать, что тебя беспокоит. На этот раз я не уйду от тебя, не узнав правду. Я этого больше не вынесу. — Он гладил ее по спине, плечам, успокаивая, лаская. — Скажи, что тебя мучает, и я все поправлю.
Она покачала головой:
— Ничего не поправишь. Когда ты узнаешь, не захочешь иметь со мной дел. Тебе не позволят.
Рафик запаниковал. Насколько ужасным будет ее откровение?
— Ты должна мне рассказать. Обо всем. Давай, садись рядом и рассказывай. — Он осторожно уселся на песок и усадил Серу себе на колени, как ребенка, чтобы поцелуями осушать ее слезы, пока она говорит.
— Хусейн нашел для меня применение, — начала она, и кровь застыла у Рафика в жилах. — Он решил, если я ни на что не способна, то смогу убеждать гостей-дипломатов принимать его точку зрения. Он заставлял меня одеваться, как куртизанка. Все время, пока Хусейн вел переговоры, он делал непристойные заявления о сексе и о том, как любит этим заниматься со мной. — Она умолкла, и Рафик крепче прижал ее к груди, желая прикончить того, кто обращался с ней с таким неуважением. — Большинство мужчин были смущены, как и я. Они говорили, что женаты и любят своих жен. А если они уходили, едва взглянув на меня, Хусейн заявлял, что я недостаточно хороша и красива и никто не считает меня привлекательной до такой степени, чтобы спать со мной. Что я не заслуживаю, чтобы ко мне прикасались. Что я должна остаться бесплодной, так как не могу возбудить даже собственного мужа. И потом он заставлял меня...
Она вздрогнула, и он почувствовал ее отвращение.
— Ты не должна об этом говорить.
— Тебе нужно знать. Знать обо всем, чтобы понять. — Ее голос был унылым и пустым, будто шел издалека. — Он заставлял меня танцевать, если это можно так назвать. Он смотрел на меня, лежа на кровати нагим, и... О боже, он пытался снова и снова, и из-за меня у него ничего не получалось...
— Все хорошо, — утешал ее Рафик, гладя ее по черным волосам. — Ты не виновата.
Он моргнула, глядя на него ошеломленными, полными слез глазами:
— Не хорошо. Потому что в конце концов мне так захотелось, чтобы у него получилось, что я стала ему помогать. Я думала, что, возможно, тогда он будет счастливее. Может быть, он не будет все время так злиться на меня.
Его рука замерла на ее волосах. Несмотря на тепло солнца, по спине Рафика побежал холодок.
— Что было в другие дни?
Она снова уткнулась лицом в его грудь, будто стыдясь посмотреть на него:
— Были мужчины, которые не слишком уважали брак, они были порочны. Они считали Хусейна щедрым и с радостью принимали его желание поделиться своей женой. Но, как только получал от них такое согласие, Хусейн начинал злиться и притворялся, что обиделся, и выгонял их прочь. — Дернувшись в его объятиях, она глотнула воздуха. — Одним из них был посол Каракхистара. Он пытался дотронуться до меня, запускал свои жирные пальцы в мои волосы, противно и жарко дышал на меня, а потом Хусейн его прогнал. Этот человек... был здесь сегодня, на коронации. — Она вздрогнула. — Я видела, с какой ненавистью он смотрит на меня...
Рафику стало тошно. То, что происходило с Серой, было настолько чудовищным, что казалось невообразимым. Он крепче прижал ее к себе, стараясь уменьшить ее боль, чувство унижения. Неудивительно, что она была такой растерянной, когда он подошел к ней на коронации. И неудивительно, что она показалась ему тенью, когда он впервые встретился с ней у апартаментов своей матери. Она не улыбалась, ее тело было опороченным после стольких оскорблений Хусейна...