Мое знакомство с общественной жизнью Ломы на время прекратилось, но когда землечерпалка заработала и дизельный двигатель вновь уютно забормотал на болоте, я решил навестить Алекса Хартнелла. Проходя мимо дома сестер Хокинс, я заглянул внутрь сквозь калитку в кипарисовой изгороди. Дом, казалось, окружала кромешная тьма – ее усиливал тусклый свет в одном из окошек. В ту ночь дул легкий ветер, кативший по деревне клубы тумана, похожего на перекати-поле. Я то шел по чистой дороге, то вдруг исчезал в серой мгле, а вдалеке метались по полям огромные серебряные шары тумана. Мне почудилось, что во дворе сестер Хокинс кто-то стонет, а когда я вышел из тумана, в поле поспешно юркнул темный силуэт. По характерному шарканью я понял, что это китаец-рабочий в сандалиях. Китайцы едят чего-то такое, что можно поймать только ночью.

Алекс открыл дверь почти сразу. Вроде бы он был рад меня видеть, да и сестры дома не оказалось. Я сел поближе к печке, и он принес бутылку того отменного бренди.

– Слышал, у тебя большие неприятности, – сказал Алекс.

Я вкратце рассказал о последних событиях:

– Где-то даже исследования проводили: беда и впрямь не приходит одна. Они случаются по три, пять или семь зараз.

Алекс кивнул:

– Иногда мне тоже так кажется.

– Как поживают сестры Хокинс? – спросил я. – Мне сейчас померещилось, что возле их дома кто-то плакал.

Алекс, казалось, не хотел говорить об этом – и одновременно очень хотел.

– Я к ним заходил неделю назад. Мисс Эми плохо себя чувствовала, и я ее не видел. Только с мисс Эмалин поговорил… – Тут Алекс не выдержал и затараторил: – Слушай, что-то там неладное творится, какая-то чертовщина…

– Ты прямо как родственник о них печешься, – заметил я.

– Ну, их отец очень дружил с моим, а сестер мы с детства называли тетушкой Эми и тетушкой Эмалин. Они не способны на дурной поступок… Нам всем придется нелегко, если сестры Хокинс окажутся вовсе не сестрами Хокинс.

– Коллективное сознание? – спросил я.

– Их дом – символ безопасности! – воскликнул Алекс. – Ребенка там угостят пряником, а девушка всегда может получить добрый совет и поддержку. Да, они высокомерны, но они верят в добро! И живут так… словно честность – и впрямь лучшая политика, а добродетель – сама себе награда. Нам без них никак.

– Понимаю.

– Но мисс Эмалин сейчас борется с чем-то страшным, и… вряд ли она победит.

– В каком смысле?

– Да я и сам не знаю… Но мне очень хочется пристрелить Джонни-Медведя и бросить труп в болото. Ей-богу, я всерьез об этом думал.

– Да он же ни в чем не виноват! – возразил я. – Он же вроде автомата с музыкой, только монетой служит стакан виски.

Мы сменили тему, а через пару часов я отправился домой. Мне показалось, что туман так и льнет к кипарисовой изгороди вокруг дома Хокинсов, а серебряные шары медленно вплывают в калитки один за другим. Я улыбнулся: как же легко меняется человеческое восприятие, как запросто подстраивается под наши мысли… Свет в доме больше не горел.

Моя работа наконец вошла в нормальное русло. Большой ковш уверенно проедал в болоте траншею, да и все работники почувствовали перемены к лучшему. Новый повар так искусно им льстил, что они готовы были есть жареный цемент. Все-таки личность повара куда сильнее сказывается на душевном спокойствии рабочих, чем его кулинарные таланты.