– Виски?
Посетители бара решили сжалиться надо мной. Они отвернулись и непринужденно заговорили о своем. Джонни-Медведь отошел в дальний угол комнаты, забрался под круглый карточный столик, свернулся калачиком, будто собака, и уснул.
Алекс Хартнелл сочувственно посмотрел на меня:
– Ты, что ли, первый раз его видишь?
– Да. Черт, кто он такой?
Алекс не ответил на мой вопрос, но заметил:
– Если ты волнуешься за репутацию Мэй, не волнуйся. Джонни-Медведь следит за ней не впервые.
– Но как он умудрился нас подслушать? Я его не видел.
– Никто не видит и не слышит Джонни-Медведя, когда он выходит на охоту. Он движется так, словно не движется вовсе. Знаешь, что делают наши молодые парни, когда идут гулять с девушками? Берут с собой собаку. Собаки боятся Джонни и чуют его за милю.
– Господи! Эти голоса…
Алекс кивнул:
– Знаю. Мы однажды даже написали письмо в университет. Приехал молодой ученый, осмотрел Джонни и рассказал нам про Слепого Тома. Слышал о таком?
– Слепой Том… Это чернокожий пианист-то? Да, слышал.
– Ну так вот, Слепой Том тоже был слабоумным. Он и говорить-то толком не умел, зато на пианино мог в два счета сыграть любую музыку, даже самую сложную. Для него играли виртуозы: он повторял не только ноты, но и манеру игры. Они нарочно делали ошибки, чтобы его подловить, и он повторял ошибки. Слепой Том как будто фотографировал их игру – в мельчайших подробностях. Так вот, тот ученый сказал, что наш Джонни-Медведь такой же, только фотографирует не музыку, а слова и голоса. Он прочел Джонни длинный текст на греческом – и тот повторил его в точности до звука. Он не понимает, что говорит, просто попугайничает. Врать у него ума не хватает – поэтому все, что мы от него слышим, происходило на самом деле.
– Но зачем он это делает? Почему ему так интересно подслушивать людей, если он все равно ничего не понимает?
Алекс скрутил папиросу и закурил.
– Не понимает, а виски любит. Он сообразил, что когда постоит под окнами да послушает, а потом придет сюда и все повторит, кто-нибудь обязательно нальет ему виски. Иногда он подслушивает трепотню миссис Рац в магазине или ссоры Джерри Ноланда с матерью, но за это его никто не угощает.
– Странно, что его до сих пор не пристрелили. Ходит под окнами, подглядывает…
Алекс стряхнул пепел.
– Многие пытались, но Джонни-Медведя невозможно ни увидеть, ни услышать, а уж тем более поймать. Все жители деревни держат окна закрытыми, и все равно говорить приходится шепотом – если, конечно, не хочешь, чтобы Джонни потом все выложил в баре. Тебе еще повезло, что было темно. Если б он вас увидел, то принялся бы повторять и ваши действия. Какие он корчит гримасы, изображая лицо молоденькой девушки… Брр, жуткое зрелище!
Я посмотрел на спящее под столом чудище. Джонни-Медведь лежал лицом к стенке. Свет падал на его лохматую черную голову. Вдруг на нее села муха и – клянусь! – вся голова дрогнула, как у лошади или коровы, когда на них садится овод. Муха улетела. Я тоже вздрогнул – всем телом.
Разговоры вернулись в прежнее монотонное русло. Толстяк Карл последние десять минут натирал полотенцем один стакан. Несколько человек рядом с нами обсуждали собачьи и петушиные бои, а потом переключились на корриду.