Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.

Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.

Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим – он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.

Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, – вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета:

Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, – ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.