Или, в зависимости от обстановки, с оттенком нежности и особой приязни заговорит:

— Дозвольте к вам на дом зайти, кое-что показать, а что вам не нужно, сменять. Сам коллекционер, сам собираю себе художественный фонд. Кстати, много адресов знаю, где задаром родовые антики распродают. Не пожалеете о нашей встрече.

В результате такой, как бы случайной, беседы и знакомства в магазине наезжал «конь» или, проще говоря, втирался в квартиру нужного человека, завязывал знакомство, сбывал или менял залежавшийся годами товар своего патрона, интриговал против его конкурентов, переносил новости антикварного мирка, сплетни и наконец доставлял коллекционера к «хозяйскому месту».

Случалось, что «коней» сразу узнавали, и хозяин магазина, на пороге которого он появлялся, приветствовал его без особой учтивости:

— Уходи, уходи, знаю, с чьей ты конюшни, знаю, чей овес ешь, ничего для тебя продажного нет!

«Конь» принимал вид глубоко и несправедливо оскорбленной невинности, выпячивал вперед грудь и пробовал возражать:

— Как вы смеете, милостивый государь, я покупатель!

Тогда хозяин без церемонии добавлял:

— Уходи, проходимец, пока швейцара нет!

И перед носом «коня» с шумом захлопывалась входная дверь.

Впрочем, антикварные «кони» были не обидчивой породы, не из гордых кровных арабских скакунов и терпеливо дожидались желаемой встречи или у наружных дверей магазина, или путешествуя взад и вперед по улице. В этом случае они заводили знакомство при выходе покупателя из собственного экипажа.

Отсюда всякий, кто, пользуясь случайной встречей в антикварном магазине, заводил с кем-либо знакомство (или, как еще говорили, «ковал подкову», «делал иноходь», «хвостом вилял», «гриву теленку плел»), именовался среди второстепенных торгашей не только «конем», но и «кобелем на бараньем молочке», «заразой», «ходиком-модиком», «влипалой», «львом сучьим» или «сучьей подпругой».

«Коней» многие побаивались, ибо были случаи, когда, прикрываясь этой специальностью, в квартиры состоятельных людей проникали как воры, так и их наводчики.

Про «коней» говорили:

Из воровского табуна старый бугай…

Это тебе не продавец, а чесотка: зудит крепко, извести изведет, туман наведет, а смерти не дает…

(Записано в 1909 г. от московского антиквария Матвея Ивановича Груздева.)

Товар у него антикварный, что горшок базарный, у всех по рукам прошел…

(Записано в 1909 г. от нижегородского антиквария Николая Васильевича Новосильцева.)

У него товар лапаный, через семь смертей прошел, жив остался, к тебе за спасеньем стучит…

(Записано в 1911 г. в Москве на Сухаревском рынке от торговца антикварной мебелью Павла Ивановича Насюкова.)

Старые коллекционеры не любили покупать антикварные предметы, которые многие видели, которое ходили по рукам или которые уже предлагались в другие руки.

Трепаный товар от трепаного к святым местам странника — характеризовали они его.

(Записано в 1913 г. от московского рыночного антиквария Константина Георгиевича Медведева.)

Такой товар считался обесцененным, лишенным своей основной прелести и возможности «показа», «похвальбы» им, как новинкой, перед иными коллекционерами. Отличались почти все коллекционеры этой особенностью: они гордились тем, что ту или иную вещь никто до них не видел, что в ней какое-то индивидуальное открытие, что никто, кроме них, не мог украсить ею своего собрания. Это была своего рода гордость собственника, снобизм. Иногда с приобретением какого-либо предмета были связаны целая история, рассказ, даже вымысел. Эту характерную черту своего покупателя антикварии хорошо учитывали. Поэтому у крупных деятелей рынка все вновь приобретенное припрятывалось и давалось для осмотра и покупки только в «деловые руки», т. е. намеченному покупателю. В магазине же обычно выставлялись только «остатки» или все второклассное. Бродячие торговцы, «кони», большею частью считаюсь «рвачами», людьми беспринципными, интересующимися не коллекционерской этикой, а личным доходом. Особенностью их продажи было то, что они демонстрировали свой товар целому ряду лиц, уверяли каждого, что он никому не показан, запрашивали за него высокие цены, сутяжничали, иногда вымогали и таким образом ловили простака. Сразу «кони», по усвоенной ими традиции, в сделку не входили. Стоило «коню» попасть после долгого путешествия на новичка в коллекционировании, как последнего немедля «прикалывали» или «крыли переплетом» — т. е. с деланной неохотой, часто со вздохом и с особым движением рукой, означавшим глубокое отчаянье, уступали ему вещь.