Подходит Александр Михайлович к развалу, берет в руки книгу и просит «отпустить» ее в долг.

— Князь, — говорит он, — вы мне деньги верите? Нужно мне оборот сделать…

Следует категорический протест владельца.

— Ах так, — продолжает Эйфель, — вы думаете, книга эта дорогая и ценная? Посмотрите, что я с ней сделаю!

И бросает экземпляр в лужу или в грязный мусорный ящик.

Продавец теряется:

— Что ты, Александр Михайлович, делаешь, зачем товар портишь?

— За себя сам и отвечаю. Не хотели добром уступить, мокрую теперь давайте!..

Поневоле согласятся, а через час она продается уже в «проломе» с откровенными пояснениями:

— Продавца подпутал, надо же выпить!..

Жил Павлов на Хитровом рынке в доме Ярошенко, принципиально не имел кошелька и всегда, даже ночью, держал деньги в кулаке. Чтобы сделать у него товарищеский заем, достаточно было подойти к сонному, разжать пальцы и взять сколько требовалось. Так и поступали.

Александр Михайлович Старицын, знающий антикварий, имел торговлю в Леонтьевском переулке.^>{14} Любил, подобно К. Н. Николаеву, указывать своим продавцам на их ошибки.

— Сколько тебе, — спросит, — за товар заплатить?

— Да пять рублей, по-свойски.

— Ну, на… А почему семь не просил? Я бы и семь дал! Теперь только поздно, дело сделано!

Владимир Захарович, фамилии его никто помнит, ибо все знали только имя и отчество большого чудака и оригинала. Он занимался ручной перепродажей книг в палатки, больше же собиранием коллекции портретов, совершенно не известных ему лиц. На мастерство, технику художника он не обращал при этом внимания, а только требовал, чтобы изображение было обязательно написано на холсте и масляной краской. Платил от двадцати пяти копеек до трех рублей за экземпляр и никогда не выше. Изображения попадались иногда изумительно безобразные, но это не останавливало составителя картинной галереи. После его смерти портретов насчитали до тысячи. Большая часть их, после осмотра специалистами, была направлена родственниками в утиль. Об этом приходится пожалеть, ибо из них составилась бы прекрасная и единственная в своем роде выставка былого типажа. Я встречал его в палатках и лавочках Устьинского моста, где он временно заменял уходивших на чаепитие букинистов. Предлагавшиеся им книги носили характер религиозно-поучительный и сбывались только случайно. Звали его Старый Любитель или Рембранд.

Иван Петрович Сотников, выросший из любителей и собирателей библиотеки. Бойкий культурный букинист, обладавший способностью доставать самые редкие и интересные книги. За глаза прозывали его «живец» и «почтовая марка». Последнее прозвище связывалось с составлением и продажей коллекций заклеенных в конверты почтовых марок.

Павел Алексеевич Кудрявцев — молодой букинист, променявший на новое занятие портфель юриста. Вначале старые книжники косились на новичка, но вскоре свыклись и даже говорили: «Крепко в покупателя книгу вкладывает!.. В наше дело человек вместился, и по себе мягкий… Таких мы людей мало встречали…»

Московское товарищество писателей приютило у себя молодого букиниста и поручило ему антикварный отдел. Вероятно, для всех знающих это лицо характеристика книжников покажется исчерпывающе правдивой.