Предмета для спора, в сущности, нет. Нормативность словарей, разумеется, сохранится, и пометы в них останутся. Но это совершенно не значит, что все слова и выражения, которые выходят за норму (не принадлежат к кодифицированному литературному языку), являются речевым материалом второго сорта. Живое, просторечное, профессиональное, диалектное слово обогащает наш разговорный и письменный литературный язык, придает ему яркость и красочность — и именно тем, что слово это ясно ощущается говорящим и слушающим как выходящее за обычные рамки и сфокусировавшее в себе образную энергию нации, Оно огромный неиссякаемый резервуар, из которого черпали и черпают писатели и ученые, журналисты и ораторы — все члены общества, ибо средь них нет таких, кому не приходится говорить.

При разноте позиций все, радеющие о судьбах родного слова, сходятся на том, что нынешний «среднелитературный» язык очень усреднен, невыразителен. Особенно остро чувствует это самая эмоционально активная часть общества — молодежь. Отсюда ее настойчивое стремление найти более выразительные эквиваленты к общеупотребительным нейтральным, «пресным» речениям. Это не ново: такая тяга издавна была у школяров, бурсаков, студентов (языковое «буршество»). Беда в другом. Так называемый молодежный жаргон очень неразборчив и берет из любых речевых источников с повышенной экспрессией, включая «блатную музыку».

Книга Е. Иванова показывает, что огромные залежи речевой остроты, свежести, образности находятся совсем в другом месте. И быть может, на Север нужно ехать не за прялками, но чтобы послушать живую неповторимую речь рыбаков, вязальщиц сетей, лесорубов, охотников, плотников, балясников, мастеров-лодочников. Коллекционируя прялки, монеты, бисер, самовары и другие предметы старины, многие часто не подозревают, что самой величайшей национальной ценностью является слово. То самое слово, которое они ежедневно слышат из уст своей бабушки или маляра, объясняющего про «купорос», или тетки, продающей кислую капусту на рынке.

Хочется думать, что книга «Меткое московское слово» обратит читателя к собиранию и бережному хранению его — к тому, чем всю жизнь занимался ревнитель и собиратель русского слова Евгений Платонович Иванов.

А. П. ЧУДАКОВ

Обстановка жизни, условия существования, трудовые процессы, наконец, индивидуальное мировоззрение, творят те речевые формы, которые мозаично разбросаны по всей массовой разговорной словесности.

Каждой среде, каждой профессии, каждой местности были свойственны в дореволюционной России свои выражения, образные характеристики и острые слова. Но никто так не усовершенствовал свой язык, никто не ввел в него столько новых, самобытно сотворенных определений, как рабочий и крестьянин. Их словарь — один из самых многогранных и ярких по своей меткости и красочности. В этом убедило меня многолетнее последовательное собирание типового острословного словесного материала среди разнообразных специальностей и классов. Я проследил фразеологию рабочих города, кустарей провинции, разнотипных торговцев рынка, нищих, мелких служащих, чиновников, правонарушителей, бродячих скоморохов, уличных комедиантов и т. п. Мое собрание оказалось пестрым, но это лишь небольшая частица того, что должна сохранить в своих архивах история быта. Да и само собирание образных форм речи представляло значительную трудность. Приходилось довольствоваться результатами своей скорописи и иногда отказываться от крайне интересных и ярких материалов.