Еще через полчаса я стряхивал пепел с сигареты и нажимал на кнопку звонка. На металлической табличке было выгравировано имя Элиан Дендри. Если смотреть трезво, мои вторжения в чужие квартиры, даже без извинительного . рекламного пылесоса', были мало романтичны. Но это все же лучше, чем бренчать в «Кельтике» для усталых посетителей.

Мне пришлось нажать на звонок еще раз, и только после этого за дверью послышались шаги и она открылась. Сараулт не преувеличивал очарования молодой женщины.

— Мадемуазель Лендри?

— Да, прошу вас.

— Я — Фолдекс. Я был другом детства Поля Бервиля. Разрешите мне поговорить с вами.

— Пожалуйста, входите.

Она провела меня через завешанный коврами холл в салон. Все в квартире свидетельствовало о хорошем вкусе, роскоши и довольстве. Мне было предложено кресло в нище у окна. Усевшись напротив меня, она протянула мне хрустальный ящичек с сигаретами. Взяв одну из них, я предложил ей огонь и затем прикурил сам. Мягкий свет зимнего полдня подчеркивал прелесть лица женщины. Очень трудно было определить ее возраст. Что-то нежное и юное проступало в ее фигуре и чертах лица, и на первый взгляд ей можно было дать двадцать — двадцать пять лет, однако ее жесты, серьезность и уверенность, с которыми она держалась, говорили о том, что ей гораздо больше. Густые каштановые волосы создавали привлекательный контраст с ее .темно-серыми глазами, обрамленными длинными шелковистыми ресницами. На ней было узкое черное платье, черные чулки, а ее стройные ножки были обуты в туфли на высоких каблуках.

Слово «секретарь» явно не подходило к этой изящной женщине. Она резко выделялась из серой массы. Несомненно, она была интеллигентна и необыкновенно обаятельна. Судя по квартире, у нее были деньги.

Элиан выпустила колечки дыма, улыбнулась и спросила:

— Разрешите узнать причину вашего визита, мсье? Вероятно, вы хотите навести справки об обстоятельствах смерти генерального директора, не правда ли?

— Совершенно верно. Хотя сами обстоятельства интересуют меня мало. Я их уже знаю. Мне необходимо узнать мотив: почему? Это дело важно для меня и потому, что Поль за несколько часов до убийства написал мне это письмо.

Я подал ей записку Бервиля. Ее лицо несколько побледнело, когда она, прочитав,, вернула мне листок.

— Не могу передать вам, как мне тяжела смерть вашего друга,— сказала она.— Вы, вероятно, знаете, что я была секретарем мсье Бервиля. Возможно, вам успели намекнуть, что я была для него и нечто большим. В действительности все было иначе. Ваш друг обращался со мной как с ценной сотрудницей, как с другом... Не знаю, почему я это вам говорю, но думаю, так нужно.

Она на мгновение замолчала и взглянула на меня. Затем спросила:

— Значит, вы не успели повидать мсье Бервиля до его гибели... Жаль! Я убеждена, что с вашей помощью он избежал бы смерти.

— Я пришел на десять минут позже...

— Да? Этого вы не говорили. Так вчера вечером вы были в его квартире? Вот, следовательно, кто тот неизвестный, о котором сообщают газеты и который известил полицию...

— Нет, это сделал кто-то передо мной. Я вошел в открытую дверь квартиры, понял, что опоздал, и покинул квартиру, увидев, что подъехала полиция.