– Я не брал тех денег, Аня. И приехал их вернуть, только чтобы больше не быть должным. И насчёт фарса. Помнишь, я говорил твоему отцу про запасной план?

– Ну, – почти шепотом. Дыхание перехватывает. Словно сейчас произойдет что – то страшное.

Богдан достает из карманов джинс листик, сложенный вчетверо. Отдаёт мне.

– Это копия, – говорит он, а я лист разворачиваю, хмурюсь. Вчитываюсь в свидетельство о браке между Ломоносовым и Самсоновой. Моргаю часто – часто, вспоминая момент, когда мы женились. Я была уверена, что все не по – настоящему. Я была уверена…

– Так что женихом я уже не буду, а вот мужем вполне.

Я доехала до своей квартиры и припарковала машину аккурат рядом со своей. В голове все еще шумели слова Богдана про мужа, про свадьбу, а в руке все еще торчал комканый листок свидетельства о браке. Я не понимала, как это могло случиться. В голове просто не укаладывалось, как отец мог такое допустить. Как вообще все это произошло. Мне хотелось напиться, забыться и проспать следующие несколько лет. Я вышла из машины и не закрывая ее поплелась домой. И какое было мое удивление, когда рядом с квартирой обнаружился папа. Причем несло от него прилично.

– Пап. – привлекаю я внимание. – Ты чего здесь?

– Мать твоя выгнала. Сказала, что пока ты не позвонишь ей и не скажешь, что простила меня, она в постель меня не пустит.

– То есть даже не в дом, а в постель?

– Поверь, дочь, для меня нет ничего хуже.

Я только глаза закатываю и рядом сажусь на ступеньку, забираю у него пиво и делаю глоток.

– По заднице бы тебе надавать за такое.

– Поздно уже по заднице то?

– Поздно, знаю.

Странно это, вот так сидеть и бухать с отцом.

– Иногда я думаю, что зря на Лисске женился. Зря из бизнеса ушел, зря детей настрогал.

– Ну вроде про Никиту ты не знал.

– Вроде у Мавроди. Остальных то меня кто просил делать? Я размяк. Все таки любовь отупляет.

– Ну спасибо.

– Да ты дослушай, бестолочь. Я это все к тому, что много ошибок сделал, много раз доверял не тем. А тут оказывается меня три года обманывали. Но знаешь, что тебе скажу, дочка.

– Что?

– Я ни о чем не жалею. Не о Лисске, не о тебе, не о Сереге. Даже о Косте этом не жалею. Что не говори, а он вытянул Ломоносова из ямы, в которую тот катился. Дал цель, пусть и сам хотел поиметь с этого денег. А все что произошло с тобой по вине этих придурков…

– Ужасно?

– Ну скажем так. Не настолько ужасно, чтобы прыгать с моста. Мать тебе не рассказывала, но я ее бил. Насиловал. Тетка ее в психушку много раз упекала. Ты знала?

– Не все, – сглатываю я слезы. – Наверное, ты хочешь сказать, что мои страдания по сравнению с ее полная фигня?

– Я хочу сказать, что любые страдания можно пережить. И жить дальше. И даже жить счастливо. И простить старика отца за его ошибки.

– Ну если мама тебя за все простила, то мне грех не простить, – кладу я голову на его большое плечо, а он целует меня в висок.

– Позвонишь ей?

Я хохочу. Мы тут о серьезном, а он все о маме думает. Наверное, это здорово любить вот так, даже спустя столько лет брака. Наверное, это здорово, несмотря ни на что, быть вместе. Снова и снова чинить любимую машину. Снова и снова ощущать себя с человеком дома.