– Папа! Больно же! – тру лоб.

– Прости, дочь. Так блять, – отец разворачивается и пистолет на него наставляет.

– Папа! – толкаю я его руку, отстегиваюсь и перелезаю через сидение, уже не заботясь о платье. Тут же развязываю его руки и салфетки беру, стирая запекшуюся на лице кровь. Так то лучше. – Тебе сильно больно?

– Твоя забота творит чудеса.

– Либо ты сейчас говоришь, как ты оказался в моем багажнике и что затеял, либо я пущу тебе пулю в лоб.

– И вам совершенно не жалко избитого.

– Богдан, ну не зли ты его.

– Ты, ты меня заебал, – выходит отец из машины, открывает дверь, а Богдан вдруг ему руку протягивает. А в руке что – то серебристое мелькает.

– Что это? – наши с отцом голоса слились в один удивленный.

– Послушайте. Просто послушайте, а потом будем разговаривать.

– Ты что избил себя сам, чтобы все это провернуть, – говорит отец, а я смотрю на Богдана, который только криво усмехается.

– Идея неплохая, но даже я не настолько мазохист.

– Так, давай сюда, – вырывает флешку отец, очевидно потеряв всякое терпение. Идет за руль и сразу вставляет флешку в магнитолу.

– Богдан, что происходит? – тихо спрашиваю, продолжая стирать с его лица кровь.

– Мне не нравится это платье.

– Тебе и не должно. Не ты же жених.

– А мне и не нужно быть женихом, – пытается усмехаться он, а я хмурюсь, не понимая, что он имеет ввиду.

– Вы можете заткнуться, я слушаю! – бесится отец, прибавляя звук на максимум. Богдан умудряется мне подмигнуть, а я застываю в ожидании.

Мы поворачиваемся лицом к магнитоле. Из колонок какое – то шипение, а потом голос знакомый. До ужаса знакомый голос Кости.

– Пап?

– Заткнись… – шипит отец и мы слушаем тихий разговор, словно из-под одеяла.

– Ты слушал?

– Если пацан встретится со стариком, не видать тебе свадьбы.

– Так сделай так, чтобы они не встретились. Лому пора отдохнуть.

– Надолго?

– Навечно. Я вообще рассчитывал его больше не увидеть. Исполни мое желание. Никогда, понял?

– Да, понял, чего не понять то. Дорого будет тебе это стоить.

– Договоримся. Самсонов у меня и так с руки ест. Нам обоим выгодно, чтобы так оставалось всегда. А потом можем и убрать его. Тихонько.

Далее гудки, а я у меня язык отнимается от шока. Я могу только рот открывать и закрывать.

Молчание, оно такое громкое, что слышно, как сердце разрывается от стука, как телефон надрывается в бардачке.

– Эта запись может быть не настоящей, – выдает свою мысль отец. Вполне здравую. Как надежду, что он не стал таким же простофилей как я, когда – то.

– Зачем мне рисковать жизнью и обманывать вас.

– А я вот и не знаю! Он общался с лысым. Он когда – то работал на меня. Очень давно. И если лысый кого – то хочет убить, он убивает. Так что вопрос, – поворачивается папа к Богдану. – Почему ты еще жив?

– Мне прислали запись за минуту до прихода этого урода, так что да, я чуть не оказался на том свете. Вырубил его, а потом с помощью Димы забрался в этот багажник, буквально ночью. Поэтому не смог с вами встретиться вчера.

Встретиться? Они собирались встретиться? Голова уже болит, что в виски давит и слезы текут.