Я не убираю руку, продолжая нависать над ней, сжимать горло. И сносить пощечины, и бранные слова, которые совершенно не подходят ее розовому рту. Зато ему подходит кое – что другое. Мои губы.
И они нападают, жаля, наказывая за вранье, за мат, который так лихо льется на меня.
Наказываю за выстрел, за три года разлуки.
Целую ее , толкаясь языком, а она отчаянно сопротивляется, отталкивает, бьет меня, кричит в рот, чтобы не трогал.
Но как я могу не трогать свое.
Как я могу отдать ее кому – то другому?
Ведь чувствую, что любит, что все еще любит.
– Прекрати, прекрати обманывать себя, – шепчу, надавливая на лоб, – Ты же любишь меня. Ты все еще меня любишь, Ань. И я ведь люблю. Пытался забыть, но не вышло.
– О, как, наверное, тебе было тяжело.
– Аня, все не так…
– Не верю. Ты использовал меня, ты получил все, что хотел, ты опозорил меня.
– Была причина…
– Да какая может быть причина тому, что ты снимал наш секс, а потом отправил это моему отцу?! Какая может причина того, что ты все равно взял те проклятые деньги!? Какая может быть причина такой жесткости! Я, я то тебе что сделала!?
Отталкивает она меня и отворачивается к двери, а я так много хочу ей сказать, но не могу, без доказательств она мне не поверит. Но я их предоставлю, заставлю поверить, что все не так, как ей сказали, все не так, как она придумала.
Я был уверен, что она уйдет. Хлопнет дверью и уйдет, но она закрыла дверь на защелку и застыла. На несколько мгновений, за которые я поверил, что она больше от меня не уйдет, что болеет мною так же, как я болею ею.
– Ты даже представить не можешь себе, как я скучала. Как ждала, что кто – нибудь появится и отговорит меня от этой нелепой свадьбы.
Меня как подбрасывает, я тут же налетаю на неё всем корпусом, жадно целую, слизывая слезы с щек, целуя шею.
– А еще я вспоминала, как ты раздевал меня, как ты брал меня снова и снова. Как целовал меня между ног. Возьми меня. Богдан.
Я даже не думаю больше о фальши в ее голосе, о слезах, что так и текут из ее глаз, только слепо сдергиваю ее штаны, хочу поднять наверх, чтобы взять то, что она так смело предлагает, но она давит мне на плечи. Я подчиняюсь, развожу ее ноги в сторону и окунаюсь в такой родной вкус ее влаги. Чувствую, как от
возбуждения яйца сейчас взорвутся, но терплю. Терплю и пью сок, слушая, мягкие утробные стоны. Сквозь которые пробивается мое имя. Тороплюсь, хочу поскорее доставить ей удовольствие, чтобы получить свое. И вот она вся сжимается, шумно вдыхает, пока ее киска не начинает сокращаться, пульсировать, обильно течь, становясь еще более сладкой. Спазмы стихают, и я сдергиваю шорты, чтобы наконец проникнуть в сладкие глубины, как вдруг меня качает. Аня толкает меня на пол, поднимает шорты и открывает дверь. А напоследок показывает средний палец.
Я опешил. От шока даже говорить не могу. Это что еще, мать твою, такое.
– Аня, вернись сюда.
– Теперь мы снова квиты, Ломоносов. Приблизишься ко мне еще раз, и я больше не буду доброй, в следующий раз я выстрелю тебе в лоб.
Глава 5.
– Вот же дрянь, – выругиваюсь, натягивая шорты. Затем подбираю платье и быстрее за ней.