В груди защемило, когда я увидел, как Аня плачет. Действительно льет слезы, закрыв лицо руками.

– Думаешь я стою твоих слез?

Она вскочила и резко повернулась.

– Думаешь я плачу из-за тебя?! Много чести. Просто позориться не люблю. Это что? Мое платье?

Я кидаю его на скамейку. А лучше бы сжечь.

– Если оно тебе нужно.

– Нужно.

думала мне показалось.

– Побывать в Москве и не пожелать тебе счастья? За кого ты меня принимаешь.

– Тебе какими словами? Приличными или по-русски?

– Давай я угадаю, – делаю шаг в ее сторону, а она либо драться будет, либо сбежит. Но сейчас внимательно наблюдает за моими действиями. Кажется даже не дышит.

– Дурак?

– Слишком мягко, – фыркает она. – Дураком ты был, когда решил, что тебе сойдет с рук мое похищение.

– Сволочь?

– Даже близко нет. Сволочью ты был в тот момент, когда трахнул меня и ушел.

– Скотина? Ублюдок? Мудозвон? Дебил?

– Все, остановись, не приближайся Богдан!

– Не могу. Давай я лучше буду приближаться и говорить каким был долбаемом, что потерял тебя.

Она открывает рот, а потом начинает смеяться.

– Не останавливайся, продолжай говорить о себе гадости, мне нравится, когда ты признаешь свои ошибки. Только вот…

– Только, – мы уже так близко, что воздух становится одним на двоих, густым, насыщенным обещаниями и похотью. Сердце шумно барабанит о ребра, желая вырваться на свободу, как желание, которое буквально парализует. Этот ее запах пота, слез, женственности. Как можно хотеть кого – то еще, если есть она. Если она существует. Как можно остановиться, если она так близко.

– Только я больше не поведусь на это. Ты может и хороший актер, но теперь ты можешь петь, что хочешь. Я никогда не поверю в то, что ты жалеешь, что потерял меня. Скорее ты обижен, что я не сделала, как ты хотел, а выстрелила.

Губы так близко, но она вдруг резко уходит в сторону, берет свою сумку и направляется к двери.

– А я жалею только об одном, что ты выжил.

– Хуйня! – не выдерживаю напряжения. В два шага нагоняю ее и разворачиваю спиной к стене. А она даже не замечает удара затылком. Смотрит в глаза и будь я из дерева уже полыхал бы, сколько там злобы.

– Ты еще расскажи, что не плакала, расскажи, что в твоей жизни ничего не изменилось. И ты ни разу за эти три года не вспоминала меня.

– Вспоминала, конечно вспоминала, когда блевала или когда занималась сексом со своим женихом. Потому что он делает это намного лучше тебя.

– Да? – сука.

– О, да. Я просто счастлива, что ты оказался подонком, иначе пришлось бы терпеть твой член в себе всю жизнь. Ужас просто.

Злость стрелой поднимается к горлу. Врет, вижу же, что, сука, врет. А если нет?

Толкаю ее к стене, от чего она ударяется затылком снова, сильнее. Мне нужно успокоиться, но она только смеется.

– Что? Думал я тут буду сидеть и ждать, когда ты соизволишь объявиться в моей жизни? Отпусти! И больше никогда меня не трогай!

– А нахрен я тебе был нужен без денег?!

– Так у тебя же были деньги! Ты забрал все деньги за меня, как только встал на ноги и уехал из Москвы. Уехал и даже не появился, даже не спросил, а как я! – кричит она и бить начинает. Уже без перчаток, уже по-женски.