— Чего тебе? — спросил Англичанин.

— Коньяку хорошего.

— Согласен, — он извлек из шкафа бутылку «Греми», два стакана, вазочку с конфетами и умело донес все это до письменного стола. Там и разлил по полстакана. По сто двадцать пять. Разом и без слов выпили. Сдерживая дыхание, развернули конфетки и удовлетворенно зажевали.

— Хотя так пить коньяк — свинство, — отметил Дима.

— Ты из себя передо мной аристократа не корчи. — Англичанин уселся в свое кресло, привычно откинулся, в удовольствии прикрыл глаза. — Мы с тобой, Димон, друг друга и голенькими видели. Перед кем, но только не передо мной оправдывай свою плейбойскую одежду.

— Засуетился, да? — догадался плейбой.

— Давай по второй, — предложил-приказал Англичанин, не открывая глаз.

Плейбой выкарабкался из кресла, строго соблюдая дозу, налил по стаканам, поднял свой на уровень настольной лампы, любуясь затемненно золотистым цветом коньяка, сказал:

— За то, чтобы это поскорей закончилось.

Выпив, Англичанин вяло откликнулся на тост.

— В любом случае это закончится. Вопрос только — как?

— За удачу не пьют, Женя.

— Не пьют, ты прав, — согласился Англичанин. — А так хочется, чтобы она была!

— Удача и есть удача. Ее всегда хочется.

— Не так, Дима. Завтрашняя наша удача — это спокойная и безбедная жизнь на все оставшиеся нам годы. А неудача…

— Неудачи не будет! — решил плейбой и уселся, наконец. — Давай молча посидим и хоть минуток на пять словим кайф.

Сидели, молчали, ощущали, как по жилочкам растекается солнечное тепло и бодрая уверенность в том, что все будет хорошо.

— Все будет хорошо, — вслух выразил эту уверенность Дима.

— Дай-то Бог, дай-то Бог! — откликнулся Англичанин.

— Про Бога — не надо, — попросил плейбой.

— Ты что, в связи с модой поверил в Бога?

— Поверил, не поверил, а лучше — не надо.

Англичанин ликующими глазами уставился на Диму. Догадался:

— Ты боишься, Димон.

— А хотя бы? — вызывающе ответил плейбой.

— Не стоит. Меньше ошибок наделаешь.

— Вот ведь повезло мне со старшим товарищем. Не успел он посоветовать, как я сразу перестал бояться.

— Не заводи себя, Дима. Истерику накачаешь.

— А может, мне сейчас нужна истерика?

— Ну, тогда валяй, — разрешил Англичанин, и в тот же миг у плейбоя пропало желание истерической раскрутки. Он налил одному себе немного, на донышке — быстро выпил и пояснил вслух:

— А ты умеешь со мной.

— Умею, — согласился Англичанин. — И не только с тобой. Поэтому и бугор среди вас.

— Ну, не только поэтому…

— Ты сейчас про моих высоких родственников заговоришь. Дима, отыгрываться не следует. Отыгрываешься, значит уже проиграл.

— Говорим, говорим, — плейбою опять надоело в кресле. Он выбрался из него и пошел гулять по ковровой дорожке. — А все оттого, что и ты боишься. Ты боишься, Женя?

— Боюсь, — признался Англичанин.

— Кого?

— Всех.

— А конкретнее?

— А конкретнее — никого. Нет персонажей, которых я боюсь, Дима.

— По-моему, ты врешь. Я знаю, кого ты боишься.

— Кого же я боюсь? — высокомерно спросил Англичанин.

— Обыкновенного мента. Ты Смирнова боишься, Женя.

— Не Смирнова — Смирновых. Знаешь, их сколько?

— Марксистско-ленинская философия все это. «Единица — ноль!» — процитировал поэта плейбой и, глянув на часы, предложил: — Бояться как раз надо единицы. Ну, я на явочную, на последнюю встречу с нашим Витольдом.