– Заткнись! – грубо сжимает мое лицо, впиваясь пальцами в скулы, – твое дело помалкивать, да ноги раздвигать.

Копается с ремнем на джинсах. Пытаясь одновременно его расстегнуть и удержать меня.

Мне страшно, я боюсь того, что может произойти, но события в этом доме закалили, сделали жестче. Я больше не терплю, строя из себя жертвенную овцу. Выворачиваюсь, кусаюсь, стремясь освободиться.

Взгляд падает на дверь в комнату. Из-под нее пробивается тусклый свет, и видны беснующиеся тени.

Там лютует другой кошмар. Знаю, чувствую, что злится, мечется от своего бессилия.

Только почему-то не заходит. Неужели стены, удерживающие его, так и не пали? Он по-прежнему не может попасть ко мне в комнату.

Дверь с грохотом раскрывается, будто кто-то ее пнул.

Вздрагиваю, еле сдержав крик. Вадим, тоже замирает, диким взглядом уставившись на дверной проем. Там никого.

– Сквозняк, – хмыкает он.

Но я-то знаю, что ни черта – это не сквозняк. И если он не может зайти сюда, то мне надо выйти к нему. Другого способа избежать унизительного насилия со стороны Вадима не существует.

Воспользовавшись его замешательством, изворачиваюсь, и резко согнув ногу, бью коленом в пах. Сильно, зло, со всей дури.

Разразившись матом, хватается за ушибленное место и ревет бешеным медведем:

– Убью, сука.

Убьет, запросто, поэтому, не теряя ни секунды, скатываюсь с кровати и бегу к двери. Но не успеваю. Метнувшись диким зверем, хватает за волосы и изо всех сил дергает назад, швыряет к стене. От удара перед глазами темнеет, колет где-то в боку, под ребрами.

Вадим окончательно приходит в ярость от моего неповиновения. Подскочив, отвешивает удар по щеке. Не кулак, и на том спасибо:

– Дрянь, совсем от рук отбилась.

Толкает к письменному столу, давит на шею, прижимая лицом к холодной поверхности.

Задирает подол, чуть ли не до самых ушей, одним движением раздирая в лоскуты белье. На пути стоит только ремень, который никак не хочет расстегиваться и мешает спустить джинсы. Это я ему его дарила! С долей злорадства вспоминаю свой подарок этому чудовищу.

Упираясь обеими руками, пытаюсь приподняться, и тут взгляд упирается в старый, пожелтевший от времени листочек. Детский рисунок. Витиеватое переплетение линий, начерченное детской рукой, в точности повторяло татуировку на плече у Фэйда, а еще узоры, что покрывали кольца, к которым крепились цепи в подземелье.

Что это? И тут же будто в омут с головой, проваливаюсь в воспоминания. Когда маленькая Диана, проснувшись однажды в своей постели, рассказывала всем о чудесном сне, в котором она увидела прекрасный, затрагивающий что-то в душе рисунок. Родители только улыбались, когда я весь день, с утра до ночи рисовала его, пытаясь вспомнить точное переплетение линий. Все было не то, не так, и уже под вечер, еле сдерживая слезы из-за постоянных неудач, я смогла нарисовать то, что видела во сне. Вот он, этот рисунок, мой детский амулет, который должен был меня охранять от страшных обитателей темноты.

Из воспоминаний выныриваю так же резко, оттого что колено бесцеремонно вклинивается между моих ног, пытаясь раздвинуть их. Извиваюсь, толкаюсь, а сама пытаюсь сдвинуть стекло и добраться до листочка.