Люба с помощью Гришки запрягла кобылу Варьку, – брата оставила, убираться в конюшне, потом погрузила на подводу бочонок с вином, но обещала по возвращении брату помочь.
– Ты ж смотри, недолго! – требовательно сказал он. За такое поручение, какое он выполнил, сестрица вполне могла сама управиться в конюшне, а его отпустить на рыбалку.
Немного у Любы времени, да и отец может с поля вернуться.
Она в самом деле собиралась заехать к тетке Оксане Салтыковой, но потом, после того, как поговорит с Митькой.
Люба нарядилась в юбку, однажды надеванную, ситцевую, но сшитую как у городских, и новую кофту. Кофта была до талии, с пришитой пониже косой баской, на груди красные бусы, купленные на ярмарке в прошлом году. Правда, на ногах у нее были чирики, не городские башмаки, но хорошей кожи, потому благополучно служили Любе уже третий год. Она знала, что выглядит в этом наряде достаточно красиво, чтобы не один хлопец при ее виде потерял голову.
Гришка все же похихикал:
– Для кого это ты вырядилась? За медом ехать?!
Люба объяснила ему, что эта одежда у нее не новая, и в ней вполне можно ездить на подводе с бочонком вина.
Неизвестно, как получилось, но Люба приехала на встречу первой, ругая себя за это. Могла бы где-нибудь в тенечке постоять и чуточку опоздать, как делали уважающие себя девушки.
Люба подъезжала к месту встречи, хоронясь и оглядываясь: узнает кто, донесут матери, не век же она будет лежать! А Дмитрий пришел не таясь, да еще свистнул так, что на другом конце станицы, небось, услышали.
– Тише ты! – недовольно сказала ему Люба.
– А мы должны чего-то бояться?
– Мало ли, люди увидят.
– И ничего не скажут! – подхватил Митька. – Мы с Семеном братовья названные, и я его сестре никогда плохого не сделаю.
Такой запев Любе не понравился. Она совсем не так представляла себе эту встречу. При чем здесь их с Семкой братание? По крови-то они не родные. Плохое? Но она не думала ни о чем плохом. Разве любовь – это плохо? Люба взглянула в глаза Дмитрия и вздрогнула. Почему прежде она никогда так глубоко не заглядывала в его глаза? Стеснялась. Думала, и так все понятно. Что там искать, в глазах, кроме любви?
И вот теперь ее ждала погибель. Не потому, что Дмитрий убил бы Любу своей любовью, а потому, что в его глазах не было любви к ней. Не было, и все тут! Холодные у него были глаза. Нет, не совсем уж ледяные, но такие… именно братские, внимательные и равнодушные одновременно.
Митька присел к ней на подводу и потянулся.
– Хорошо сегодня, а? Последние солнечные денечки. Потом как заведет дождь, холодный, моросный… Любашка, а ты чего хотела?..
И, поскольку она от неожиданного неприятного открытия молчала, не в силах говорить, он сам заговорил:
– За Семку волнуешься, да? Пропал… Ничего с ним не случится, объявится. Такие казаки ни с того ни сего не пропадают.
– Ты же обижался, что он тебя не предупредил.
– Обижался. Для виду. А потом поразмыслил, и понял: он не сказал мне нарочно, чтобы я не знал и вам не мог передать. Мол, начнут женщины уговаривать, плакать, я и не выдержу…
– Мама говорит, урядник Бабкин ко мне свататься решил… – вроде, между прочим, проговорила Люба. Эх, знал бы Дмитро, от чего отказывается! Да с ее помощью он мог бы любую свою мечту осуществить, только пожелай.