Причем, он ничуть не лукавил, потому что в свое время Иван Федорович служил в Его Императорского величества конвое. Должно быть, немало впечатлений осталось у атамана Павлюченко о том времени, но он не любил об этом рассказывать, как будто давал клятву, не разглашать увиденное и услышанное.

Зое Григорьевне нравилось разливать вино в емкости разной формы. В чем только вино не хранилось: и в бочонках дубовых, и в глиняных кувшинах, и в бутылях из темного стекла. На стене подвала, который со временем пришлось удлинить чуть ли не на пол-участка, висел обычно факел, который зажигали, спускаясь за вином. Свет факела играл на бутылках и на металлических ободах бочек и веселил взгляд даже детей, которые не пили вино, но в подвал спускаться любили.

Продавать вино возили особой подводой. Для того и лошадь имелась особая: та, что ни при каких обстоятельствах без приказа бег не ускорит, и будет везти хрупкий товар ровно и неспешно, аккуратно в сено упакованный.

Когда за овсом приезжал барон Шпигель, Зоя Григорьевна не могла не похвастаться своим хозяйством и дала на дорожку выдержанное вино, от которого барон приходил в восхищение.

– Сколько же в нашей области, – говорил он, – по-настоящему талантливых людей. Работящих. Знатоков своего дела. Да если бы нам не мешали мирно трудиться, мы могли бы весь свет обуть-одеть, накормить-напоить…

– И отвезти, куда захочешь, на хороших лошадях! – поддакивал Михаил Андреевич.

Барон смеялся.

– Вот, еще и тех, кто может пошутить и оценить хорошую шутку.

Михаил Андреевич тоже женой гордился. Правда, в глубине души кое-что он ставил ей в вину. Не по-женски упряма, все делает по-своему, детей не захотела рожать много. Сказала, что троих хватит, и как отрезала.

Однако, при том, предложи бы кто Михаилу Гречко поменять свою жену на какую-нибудь местную красавицу, ни за что бы не согласился. И даже не потому, что в церкви с Зоей венчался, а потому, что не представлял себе жизни без нее.

Но все же ворчал.

– Зоя, с твоей легкой руки я уже не казак, а торговец. Может, мне не ездить более в поле, не сеять пшеницу и овес, а засадить все виноградом, закупить побольше бочек да пресс, виноград давить, да устроить винокуренный завод?

– Нет, – качала головой Зоя Григорьевна, – никакого завода я не хочу. И пресса тоже. Виноград руку любит…

– Ага, мою руку! – хмыкал муж, который к тому времени как следует, наловчился давить руками виноград и засыпать его в бочки для брожения.

Неужели жинка так и будет лежать, забыв о том, что уже пора и виноград собирать? Зоя Григорьевна заняла под него пол-огорода, так что картошки едва-едва для себя хватало. Но, в случае чего, купить лишний мешок было гораздо дешевле, чем, к примеру, пару бутылок хорошего вина, так что, как ни крути, а виноград все же по доходности стоял на первом месте.

Короче, мать лежала, отец был в поле, а Люба, оставленная на хозяйстве, воспользовалась моментом, чтобы не только не вызывая ни у кого подозрений уйти из дома, но и встретиться с любимым, поговорить так, чтобы никто не мешал. Она не сомневалась, что он обрадуется. Кому из хлопцев не будет приятно слышать, что девушка готова идти за ним на край света, не боясь ничего, даже бедности.