Нельзя ему на нее смотреть, нельзя! И не смотреть нельзя.
Сколько угодно можно твердить себе: просватанная она, просватанная, этим пожар в сердце не потушить! Все равно тебе ее не получить. И зачем его сюда Иван Федорович послал?!
Ульяна тоже притихла, искоса посматривая на него. Так незаметно и подъехали к стану, где располагались в большом количестве конюшни, несколько ближе к дороге стояла хата, в которой, надо думать, сидел сам атаман со своими заместителями и ветеринарами.
Атаман между тем стоял на крыльце и о чем-то разговаривал с небольшого роста худым человечком в фуражке, который, выслушав его, отдал честь, как будто служил в войске.
Савва Порфирьевич спустился навстречу молодым людям.
– Ну, как Серый? – поинтересовался он, потянув коня к себе за поводья и ожидая, пока Ульяна спрыгнет.
– Молодец!
Семен ничего не говорил.
– А ты, казак, чего насупился?
– Так, ничего, – буркнул тот.
– Если вы таких коней разводить задумали, так они уже вот, готовы, хоть сейчас на скачки.
– На скачки? – удивился Семен. – Но мы хотим поставлять лошадей армии.
Между прочим, это он только сейчас придумал. Но а зачем еще разводить породу специально для казаков?
– Армии? Вон как замахнулись! Надо еще подумать, открывать ли вам наши секреты.
За столом под деревянным навесом с деревянными лавками сидели трое каких-то людей и ели жареную картошку.
– Будешь? – спросил его Рябоконь.
– Буду! – сказал Семен, не позавтракавший, как следует. Отчего-то он злился и на атамана, и на его дочь, потому надеялся, что за столом к нему не станут приставать с вопросами и дадут возможность спокойно все обдумать.
– Катря, покорми нашего гостя! – крикнул Савва Порфирьевич, и Семен увидел невысокую плотного сложения женщину, которая не сразу была им замечена, стоявшая за довольно высокой белёной летней печкой.
– Садись, мил-человек, – улыбнулась женщина. – Картошка – во рту тает. Правда, Леон?
– Правда, – белозубо улыбнулся в ответ молодой человек примерно возраста Семена, – и сказал с явным акцентом. – Меня зовут Леон, я француз.
– И мне картошки, теть Катя, я тоже хочу! – нарочно прохныкала Ульяна.
– И тебя покормлю, – кивнула женщина, – знаю-знаю, пол-ложечки!
Но положила девушке на тарелку лишь чуть меньше, чем Семену.
– Семен на меня сердится, – сказала Ульяна сидящим, – я ему предложила скакать наперегонки.
– Это на Сером-то? – спросил мужчина постарше и доверительно сказал Семену. – Рядом с Серым у вашего коня не было никаких шансов.
Он вышел из-за стола и оглядел Щирого.
– Да и зачем на службе такой конь, как Серый? Он капризный. Его нужно кормить сеном да овсом, это аристократ. А мы вам, Семен, другого коня выведем. К тяготам привычного.
«Вот и я о том же, – подумал Семен. С удивлением, взглядывая на третьего мужчину, с небольшими раскосыми глазами. – Это же, наверное, калмык! Мне говорили, что они разводят коней вместе с донскими казаками».
На войне ему приходилось встречать калмыков на военных сборах – те сидели в седлах, как влитые, и ни в чем не уступали казакам: ни в выездке, ни во владении шашкой.