Такая злость звенела в голосе Любы, что Семен подумал, надо бы в этом разобраться. Он прежде не задумывался, чего сестра так ненавидит мачеху? Ведь жила она с Матреной вместе совсем недолго. Спросить у Любы – вряд ли ответит. Надо с Гришкой поговорить.

Гриша работал по хозяйству наравне со взрослыми. Он слушал Любу так же, как и мать, не пытаясь оспорить ее право, всем распоряжаться.

Но стоило работе закончиться, или дела переносили на завтра, как братец тут же исчезал со двора. Только его и видели!

– Куда он все время убегает? – удивился как-то Семен. Надо же, сестра баловала младшенького так же, как в далеком детстве баловала мать его самого.

– В городок, куда же еще, – снисходительно отозвалась Люба. – Зазноба у него там.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– А как я должна говорить? – глаза Любы холодно блеснули. – Вслед за остальными казаками повторять, что нам негоже с иногородними водиться? Или они не такие же люди, как мы?

– Они – не такие!

Семен тоже мог подпускать в свои слова холодка.

– И чем же они от нас отличаются?

– Тем, что казаки обязаны отчизне служить. Это Богом установленное предназначение. Все, как один.

– Выходит, казак – это вроде как царский раб?

Семена такая ярость охватила, что он чуть не ударил Любу, чего прежде и в мыслях не хотел делать.

– Раб? Ты сказала, раб?!

Но Люба встретила его взгляд, не дрогнув.

– Признайся, что ты просто никогда об этом не задумывался.

– Это тебе твой Леонид такие мысли в голову вбил?

– Не смей говорить, будто я самостоятельно ничего не могу сообразить!.. Ты – такой же, как и все наши, которые не позволяют себе рассуждать. Так надо! Так положено! Не нами это придумано! То есть, заранее уверены в том, что все, кто жил до нас, заведомо были умнее и их слова и деяния ни в коем случае нельзя подвергать сомнению!

Она будто кого-то передразнила.

– Хаты строить только из самана, казаку любить только казачек! У тебя своей головы, значит, нет? И своего сердца тоже… Но нет, это мне ты в таком праве отказываешь. А на самом деле вся твоя жизнь – не что иное, как попытка жить не так, как другие.

– Ну, и к чему это привело? – пробурчал успокоившийся Семен. – Чего я добился? Живу в доме у сестры. Семьи нет. Детей нет. Своего дела нет…

– Но ведь ты не сомневаешься в том, что все это будет?

Семен пожал плечами.

– Не сомневаешься! – торжествующе проговорила Люба. – И правильно, не сомневайся. Но и мне не мешай жить так, как я хочу!.. И Гришке тоже. Он думает, сестра не знает, чего малой в городок бегает. Такая, видно, у нас Гречко кровь. Не иначе, от нашей гречанки-мамы. Потому, что отец – чистый казак. И как он живет? Врагу своему не пожелаю!

Ее горячность напомнила Семену о намерении посетить отца.

Казалось бы, всего неделя прошла с тех пор, как он встречался с отцом, но по виду родителя можно было бы сказать, что прошло года два. Или больше.

Михаил Андреевич еще больше поседел, согнулся и глаза его совсем потухли. Старик! Матрена называла его стариком. Но ведь отцу всего пятьдесят три года. Крестный Семена, которому под восемьдесят, и то лучше выглядит.