– Плохо, сынок, ох, как плохо. После твоей мамы… будто из рая в ад! Зоюшка, царство ей небесное, уж так обо мне пеклась… А я это понял, только когда она умерла. И ведь собирался ее в Екатеринодар отвезти, да так и не собрался. Она же, голубка наша, никогда не жаловалась, вот я и думал, может, обойдется…
– Не казни себя, отец, все в руках Божьих. Не тебе знать, как смерти противостоять… И мама наша, думаю, была счастлива, живя с тобой. Она чувствовала, знала, что ты ее любишь… А к дочери в дом тебе все же зайти придется.
– Это ежели я стану упираться, ты меня взашей затолкаешь! – улыбнулся старший Гречко.
– И затолкаю… Как же так, я ни сегодня-завтра женюсь, и кто моих детей будет воспитывать?
– Правда? – обрадовался Михаил Андреевич. – Стало быть, ты уже невесту себе присмотрел?
– Нет пока, это я так, к примеру… А то, что наша хата в чужих руках… Представь себе, что она сгорела.
– Ты что, сынок, у нее же дети малые.
Неужели отец решил, что его сын собирается родительскую хату поджечь?!
– Не для нее, для тебя сгорела. Одно только условие – прости, что об этом говорю. Я свою землю заберу, и ты нашу семейную тоже. У Матрены после первого мужа земля осталась, вот и хватит ей.
Он почувствовал, что отец колеблется.
– Ты ведь из-за нее и свое дело забросил. Коней перестал выращивать.
– Так, Сема, на это ж деньги нужны, а у меня в последнее время и копейки не водилось.
– Как же ты так все молча терпел?
– Перед людьми стыдно было. Думал, что они скажут: казак, людьми командовал, перед врагом не кланялся, а тут… бабе покорился!
– Думаешь, жить, как попало, лучше, чем один раз стукнуть кулаком по столу и решить раз и навсегда…
Но отца, похоже, занимало совсем иные мысли.
– И вообще, Сема, я другим хотел бы заняться.
– Чем? – удивился Семен.
– Виноград разводить.
Вот это да! У Семена даже в горле запершило, когда он попытался вслух высказать свое недоумение.
– Я думал обо всем, о чем угодно, но чтобы виноград…
– Твоя мама не зря этим занималась, поверь. И я кое-что из ее науки усвоил… Верст за сто от нас, поближе к Черному морю, есть станица, где греки живут. Вот бы ты со мной туда съездил, помог виноградные отростки купить.
– Конечно, поедем! Вот я с Дона вернусь, и поедем.
Семен остановил подводу у ворот, привязывая коня у забора, и делал вид, что не замечает, как приближается к отцу Люба и, помедлив, бросается к нему, обнимая и плача.
– Папочка, что же она с тобой сделала!
– Не надо, дочка, это не она, а я сам такое с собой сотворил. После смерти мамы, видишь, растерялся. Все думал, как же я без жинки? А вон как оно вышло…
– Вот хорошо, что ты приехал!.. Пойдем, я тебе твою комнату покажу.
– Мою комнату? – искренне удивился Михаил Андреевич, поднимаясь вместе с нею по ступеням.
Люба, придерживая отца за рукав, направляла его, куда идти. Вошли в большие широкие двери, а потом в светлый высокий коридор. Прошли по нему вправо.
– Вот она! – Люба торжественно распахнула перед отцом дверь.
Прямо на него из красного угла смотрела икона. Такие красивые Михаил Андреевич видел прежде, разве что, в церкви. Большая, в красивом серебряном окладе, с лампадой на серебряной же цепи, икона Николая-Чудотворца. Гречко будто зачарованный перекрестился.