Да, Справедливости не существует. Как отметил Смерть в «Санта-Хрякусе», можно растереть вселенную в порошок и не обнаружить в ней ни единого атома справедливости. Мы сами ее придумали, но, несмотря на то что мы сами это признаем, у нас есть чувство, будто она всегда находится где-то «рядом», большая, белая и светящаяся. Это тоже одна из историй.
Поскольку мы возлагаем на истории такие надежды, мы любим их. И нуждаемся в них каждый день. Так у нас за несколько тысячелетий выросла огромная индустрия обслуживания.
Все основные повествовательные формы драмы – архетипичные истории – можно найти в трудах древнегреческих драматургов – Эсхила, Аристофана, Еврипида, Софокла… Большинство драматургических приемов восходит к Древней Греции, преимущественно к Афинам. Но сами они, несомненно, еще старше, ведь ни одна традиция не может появиться на свет полностью развитой. «Хор», группа артистов, которая служит фоном для основного действа и различными способами усиливает и дополняет его, также появился в Древней Греции, а то и раньше. Как и основное деление пьес по форме (но необязательно по содержанию) на комедию и трагедию. Как и, очевидно, многие шутки, вызывающие смех у зрителей на дешевых местах.
Греческую трагедию отличало крайнее проявление повествовательного императива: надвигающаяся беда могла быть очевидной для публики и для актеров, но в то же время не должно было возникать сомнений в ее неизбежности. Вы были Обречены – это считалось принятым, – но все равно наблюдали за тем, насколько интересно будете Обречены. А если вам кажется, что смотреть спектакль, зная наперед, чем он закончится, глупо, то подумайте вот над чем: когда вы садитесь за просмотр очередного фильма о Джеймсе Бонде, насколько вероятным вы оцениваете шанс на то, что он не сможет обезвредить бомбу? Фактически вы следите за столь же неуклонным повествованием, что и древнегреческая драма, но все равно смотрите, чтобы узнать, как ему это удастся на сей раз.
В нашей истории роль хора исполняет Гекс. По форме наш рассказ относится к комедии, по содержанию – скорее к трагедии. Эльфы Плоского мира воплощают людское зло и порочность – ведь согласно традиции они лишены души. Пусть они во многом кажутся нам очаровательными, как и вампиры вместе с чудовищами и оборотнями. Будет печально, если из джунглей исчезнет последней тигр или если из леса исчезнет последней оборотень (да, разумеется, технически они не существуют, но мы надеемся, вы понимаете нашу мысль: для человечества наступит плохой день, если мы прекратим рассказывать истории).
Мы свалили на эльфов, йети и остальных собственные сверхъестественные проявления – нам больше нравится говорить, что чудовища прячутся где-то в глухом и темном лесу, а не скрыты внутри нас. И все они необъяснимым образом нужны нам. Матушка Ветровоск попыталась выразить эту мысль в романе «Carpe Jugulum. Хватай за горло!», сказав: «Людям нужны вампиры. Они помогают не забывать, зачем нам были даны колья и чеснок»[89]. Г. К. Честертону это удалось несколько лучше в статье, в которой он выступил в защиту сказок, оспорив предположение о том, что истории рассказывают детям о существовании чудовищ. Дети и без них