— С ним что-то случилось?
— Я расскажу все при встрече.
Обговорив место и время, Павлов попрощался и, отключив телефон, задумался.
Он мог только догадываться, что за вещь ему хочет передать Одессит, но у него крепло убеждение, что старый лис все же решил раскрыться. Как бы то ни было, Павлов был рад такому известию. Возможно, после получения от последнего из «шипов» этой «вещи» он найдет ответы на многие вопросы.
— Игорь, у меня сейчас одно личное дело, — сказал адвокат. — Я могу попросить тебя об одолжении? А то я и так Григория загрузил по самое «не хочу».
— Конечно, Артемий Андреевич, о чем речь!
— Узнай, пожалуйста, что-нибудь по этому батюшке. По максимуму.
— Когда у вас обратный рейс?
— Завтра в девять утра. А дел еще по горло.
— Постараюсь сделать все, что в моих силах.
— Вот и действуй. Насчет машины не переживай — я уж как-нибудь на частниках справлюсь…
Контратака
Выждав два дня, Владимир Яковлевич сам позвонил Бугрову:
— Добрый день, Дмитрий Олегович. Узнали меня?
Бугров засмеялся, и Милещенко очень удивился — это был жизнерадостный смех человека, которого все устраивает в жизни и самая страшная проблема для него — внезапно вскочивший прыщик на носу.
— Как не узнать-то, Володя, уж тебя я всю жизнь помнить буду, да отхаркиваться при этом.
— Я звоню по поводу нашего разговора.
— Что тебе от меня надо? Я тебе ничего не должен.
Милещенко оторопел. Как это — не должен?
— У вас отшибло память, Дмитрий Олегович? — едва сдерживаясь, проговорил он.
— Отшибло память? Ты как с генералом разговариваешь, сучонок?! — взвился Бугров. — Ты никто, и звать тебя никак, усвоил? Еще раз позвонишь, я лично Ластрыкову сообщу, что ты уважаемых людей от государственных дел отвлекаешь, всякими инсинуациями занимаешься!
Милещенко сглотнул застрявший комок в горле. Ластрыков, директор Следственного комитета, — человек жесткий и бескомпромиссный. И хотя между их структурами давно идет негласная война, ему совершенно незачем знать про его, Владимира Яковлевича, дела. И раз Бугров так спокойно козыряет именем его главного шефа, это может говорить только об одном — генерал считает, что ему совершенно нечего бояться. Но отчего произошла такая перемена?
— В следующий раз записывайся на прием, полковник Милещенко, — чеканя слова, проговорил Дмитрий Олегович и повесил трубку.
Милещенко испытывал одновременно и изумление, и жгучую ярость. Вскоре эмоции улеглись, их сменили холодный рассудок и логика. Что же могло такого произойти, чтобы Бугров, который в ту встречу готов был ползать перед ним на коленях, вдруг пошел в контратаку? Он договорился с Павловым? Но что сможет сделать этот, пусть и весьма известный, адвокат? Против лома нет приема! Точнее, против ножа с отпечатками этой стервозной бабы!
В войну захотелось поиграть, старый пень? На второй «чеченской» не наигрался?!
Злость снова накатила, как ледяная волна, и полковник хлопнул ладонью по столу, опрокинув на пол ручку с золотым пером.
Ладно, Дмитрий Олегович, не желаете по-хорошему, будет вам по-плохому.
Йогурт
— Подъем! Всем встать!
Прогоняя остатки сна, Кристина легко спрыгнула с нар. В камеру вошел прапорщик-надзиратель, как всегда, помахивая в воздухе связкой ключей.