Все эти приготовления заняли довольно много времени, может быть, около часа, ибо сегодня — поскольку у нее был день рождения и кое-кто упоминал о молодом джентльмене, который, возможно, приедет порыбачить — она заплела свои блестящие волосы с особой тщательностью, а это очень трудоемкое и долгое занятие, если волосы у вас до колен.
Тем временем другая наша ранняя пташка, Артур Хейгем подошел сначала к подножию озера, а затем по узкой тропинке, огибавшей его, добрался до Посоха Каресфута. Вдоволь налюбовавшись этим величественным дубом, ибо он был большой любитель старых деревьев, молодой человек принялся исследовать окружающую водную гладь наметанным глазом настоящего рыбака. Несколькими ярдами выше в воду вдавался тот обломок стены, на котором стоял столб, теперь уже совсем сгнивший, к которому Анжела когда-то привязала себя в день великой бури. У его ног на некоторое расстояние в озеро уходил фундамент еще одной стены, служившей, несомненно, фундаментом древнего лодочного сарая, однако поверхности он не достигал, оставаясь на глубине примерно в шесть дюймов. Между этими двумя стенами лежал очень глубокий бассейн.
«Самое подходящее место для большой рыбы!» — подумал Артур и тут же увидел, как пятифунтовый карп поднялся почти на поверхность, чтобы преодолеть препятствие в стене, и бесшумно погрузился в глубину.
Осторожно отойдя к одному из двух причудливо вырезанных каменных блоков, стоявших у подножия дуба, на которых, несомненно, многие монахи в свое время предавались молитвам, он принялся разбирать свои рыболовные снасти. Однако вскоре, пораженный красотой этого места и тишиной, нарушаемой лишь пением множества гнездящихся в ветвях дуба птиц, он остановился и огляделся. Над его головой ветви громадного дуба, теперь одетые самой свежей и яркой зеленью, образовывали куполообразную крышу, под сенью которой рос нежнейший мох, усыпанный тут и там первоцветами и фиалками. За пределами круга его тени поднималась стена высокого и густого кустарника — молодой поросли орешника и ясеня. Стену эту прорезала длинная аллея зеленеющих лип, которые, в отличие от кустарника, казалось, содержались в идеальном порядке, и их изогнутые ветви, сплетаясь, образовывали идеальный естественный туннель. Перед Артуром лежало озеро, на котором дрожали и плясали блики утреннего солнца, а его спокойствие время от времени нарушал легкий ветерок. Вся эта сцена имела столь прекрасный и мирный вид, что, глядя на нее, Артур впал в глубокую задумчивость.
Обретя это выражение задумчивой мечтательности, лицо молодого человека стало еще привлекательнее, если судить с точки зрения скульптора. Это было умное лицо; лицо, носившее признаки больших умственных возможностей; лицо мужественное, хотя и с немного слабой линией рта. Брови указывали на некоторую степень силы характера, а рот и глаза — на немалую способность к нежности и всевозможному человеческому сочувствию и доброте. Глаза при различном освещении могли менять оттенок так же часто, как и английский климат; впрочем, в основном они были голубыми, ясными, красивыми, а взгляд — прямым и честным. Короче говоря, мужчина, глядя на двадцатичетырехлетнего Артура Хейгема, подумал бы, что даже среди английских джентльменов юноша выделяется благородством своей внешности, и посчитал бы его «человеком, с которым хорошо бы водить дружбу»; девушка назвала бы его «симпатичным»; женщина средних лет — а большинство женщин не понимают по-настоящему огромной разницы между мужчинами, пока не достигают этого возраста — увидела бы в нем интересного и способного молодого человека, который, в зависимости от жизненных обстоятельств, может превратиться во что-то значительное — или же в ничто.