— Я думаю, мистер Каресфут, что вам лучше отозвать вашу собаку, — добродушно заметил Артур. — Мой Алек миролюбив, но если уж вступит в драку — его трудно унять.
— О, пусть уж они сами все уладят между собой; глядишь — еще станут лучшими друзьями. Держи его крепче, Снарли!
Ободренный таким образом, Снарли схватил бульдога и, подняв его в воздух, яростно встряхнул — это был поступок, который совершенно вывел Алека из себя. Вот тут и началась эпичная битва. Сначала бульдог явственно проигрывал — размеры, вес, длина ног и челюсти его противника, не говоря уже о густой шерсти, которой он был защищен, всё было против него. Однако Алек воспринял нападение очень спокойно, даже не зарычав в ответ, что странно контрастировало с громогласным стилем ведения боя Снарли. И, наконец, терпение было вознаграждено: передняя лапа врага оказалась в мощных челюстях Алека и оставалась там до тех пор, пока преувеличенное внимание Снарли к его загривку не заставило бульдога ослабить хватку. С этого момента овчарке приходилось драться на трех лапах, что приводило ее в отчаяние, но все же у нее было преимущество, и лишь тогда, когда любая другая собака размером с Алека отступила бы, полумертвая от увечий, превосходство бульдога в храбрости и выносливости начало сказываться. Совершенно не обращая внимания на свои раны и кровь, заливавшую ему глаза, он медленно, но верно загнал огромного овчара, который к этому времени был бы и сам рад остановиться, к стене дома, а затем внезапно вцепился ему в горло. Снарли, пытаясь вырваться, перекувырнулся прямо через Алека, но когда он снова поднялся на ноги, его горло все еще было зажато мертвой хваткой хладнокровного бойца.
— Уберите свою собаку! — крикнул Джордж, видя, что дело приняло такой оборот, которого он никак не ожидал.
— Боюсь, что это невозможно! — вежливо ответил Артур, хотя вид у него был совсем не вежливый.
— Если вы его не отзовете, я его пристрелю.
— Вы ничего подобного не сделаете, мистер Каресфут; вы сами натравили свою собаку на мою, и вам придется отвечать за последствия. Ах, вот дело и кончено.
Пока он говорил, задыхающийся Снарли, чей черный язык вывалился из пасти, в последний раз судорожно дернулся и перестал дышать. Удовлетворенный этим результатом, Алек отпустил его и, презрительно обнюхав своего мертвого противника, вернулся к своему хозяину, где, спокойно усевшись, принялся зализывать те многочисленные раны, до которых мог дотянуться.
Джордж, увидев, что его любимец мертв, в ярости набросился на гостя. Лицо его приобрело поистине дьявольское выражение. Однако Артур, действуя с удивительным для столь молодого человека самообладанием, остановил его.
— Помните, мистер Каресфут, — прежде чем вы скажете что-нибудь, о чем впоследствии можете пожалеть — что ни я, ни моя собака не виноваты в том, что случилось. Мне очень жаль, что ваш пес погиб, но в этом виноваты лишь вы сами. Боюсь, однако, что после случившегося я буду здесь столь же нежеланным гостем, как и Алек; поэтому, если вы соблаговолите снова вызвать мне экипаж, я уеду. Наше дело, без сомнения, можно закончить и в переписке.