Хворостинин не смутился. Пристроив саквояж под левую мышку, он полез во внутренний карман пиджака.

— Как же, все понимаю. Порядок есть порядок. Вот, пожалуйста. — Франт подал Колычеву свое удостоверение.

— Везет вам в Петрограде, — вздохнул Борис, возвращая документ. — Все чин чином, даже фотокарточка вклеена. А у нас до сих пор только одна гербовая печать. Приходится ей верить.

— Ничего, и до вас в скором времени прогресс доберется, — заверил Хворостинин. — Я могу считать, что все формальности улажены?

— Конечно. Как добрались, Иннокентий Сергеевич?

— К счастью, вполне благополучно. — Он обвел сыщиков веселым взглядом. — Коли мне выпала честь работать вместе с вами, давайте, что ли, познакомимся. Мое имя вам уже известно, но, прошу извинения, как мне вас звать-величать? А то как-то невежливо с моей стороны…

Сыщики представились по очереди.

— Борис Колычев.

— А по отчеству?

— Можно и без него. Зовите Борисом — я не обижусь.

— Прекрасно. А вас, молодой человек, как величают?

— Петр Елисеев. И тоже без отчеств.

— Как скажете, Петр. Очень рад нашему знакомству.

— Взаимно, Иннокентий Сергеевич.

— Что же, тогда показывайте дорогу. Куда идем? — Хворостинин переложил плащ на другую руку.

— Для начала к нам, в губрозыск. А дальше — как начальство распорядится, — ответил Колычев.

— Что ж, звучит крайне логично. Прежде мне никогда не доводилось у вас бывать. Любопытно посмотреть, где же я оказался.

— Вот по пути как раз и посмотрите город.

— Чудесно. Надеюсь, мое любопытство будет удовлетворено сполна.

Колычев подал Петру знак, чтобы тот взял у Иннокентия Сергеевича саквояж.

— Давайте, я помогу нести. Все же вы наш гость, — сказал Елисеев.

— Благодарю. — Хворостинин расстался с чемоданчиком без особого сожаления. — Вижу, что хорошие манеры — отличительный признак вашей молодежи. Приятно, знаете ли, особенно мне, как человеку старого уклада. Смена общественного строя еще не означает отмену хороших манер, не так ли?

— Все так, Иннокентий Сергеевич.

Втроем они покинули привокзальную площадь и направились к губрозыску. По дороге Хворостинин с любопытством рассматривал местные достопримечательности, задавал много вопросов и вел себя без присущей столичному человеку снисходительности по отношению к провинциалам.

— В прежние времена, — рассказывал Колычев, — в наших краях многие известные личности в ссылке побывали. Товарищ Луначарский, товарищ Сталин, Марина Ильинична Ульянова… Всех, пожалуй, не перечислишь. У нас даже музей подумывают открыть.

— Как же, наслышан, — кивнул Хворостинин. — Не зря ваш край называли подстоличная Сибирь.

— А вы, говорят, — набрался смелости Елисеев, — до революции в царском сыске служили?

— Был такой факт в моей биографии. При дактилоскопическом кабинете сыскной части находился. Знаете, сколько через меня пальчиков прошло? Почитай, с каждым известным злодеем приходилось иметь дело. Потом царя-батюшку поперли, пришли господа-временщики и первым делом все наши архивы в пепел превратили. Я тогда с тоски едва не уволился. Думал, все, пошли прахом наши старания, пропала Россия! Потом в октябре настали другие порядки, и мои умения вновь оказались востребованы. Оказывается, большевики прекрасно понимают всю важность нашей работы. Но, — вздохнул он, — есть и среди них такие, для кого я — отрыжка старого мира. Представляете, именно так мне в лицо и сказали.