Для того, чтобы посмотреть расписание, учащиеся спускаются в холл, где оно вывешено, становятся к нему спиной и некоторое время смотрят на противоположную стену, украшенную абстрактным орнаментом. Не проявляя ни малейшего желания повернуться к расписанию лицом, они стоят так некоторое время и затем расходятся, почерпнув откуда-то нужную им информацию».
— Слушай, эта мерзлячья башня опять в шапке, — пожаловался Ллевелис, выглядывая в окно.
Гвидион посмотрел тоже. Действительно, Энтони закутался во что только мог и нахлобучил большую шапку из тумана. А им как раз предстояло идти туда на литературу. Мак Кархи, пролетая на рассвете мимо, нарочно спикировал к ним и, придерживаясь когтистой лапой за раму, постучал носом в стекло, чтобы они не тешили себя надеждой поспать подольше.
— Ну что, Энтони? Тепло тебе? — издевательски крикнул было Гвидион, спустившись во двор Южной четверти, задрав голову и сложив руки рупором. Рядом тут же вырос Тарквиний Змейк и сказал сквозь зубы:
— Пока в школе инспекция, никаких разговоров с башнями, тем более по-валлийски. Если ваша память, Гвидион, не в состоянии удержать даже этой простой инструкции, плохи ваши дела.
Гвидион извинился, раскланялся, расшаркался, проскочил у Змейка под рукой и взбежал по лестнице на башню.
Вместо того, чтобы торопливо войти в класс с выражением усердия на лице, Гвидион застыл на пороге, так что Ллевелис, тащившийся следом за ним, принялся уже было толкать его кулаком в шею, не понимая, в чем задержка. Гвидион же вспомнил, что сегодня они дают показательный урок: у дальней стены класса в креслах с высокими резными спинками с изображением туповатого льва и брезгливо отвернувшегося от него единорога сидела комиссия. По несчастью, нельзя было сказать, чтобы Гвидион в этот раз твердо знал заданное. Он хотел было уже юркнуть за настенный гобелен, изображающий приход Луга в Тару, но Мак Кархи остановил на нем взгляд и ловко поманил его к себе.
— «Двадцать два четверостишия спела женщина неведомых стран, стоя на одной ноге посреди дома Брана, сына Фебала, в день, когда его королевский дом полон был королей. И никто не знал, откуда пришла эта женщина, ибо ворота замка были закрыты».
— …Вот все, что удалось вытянуть Мак Кархи из Гвидиона-ап-Кледдифа, и никто не знает, отчего тот не выучил больше, ибо возможность у него к тому была, а задано было до конца, — нараспев сказал Мак Кархи и движением своего указательного пальца усадил Гвидиона на место.
— Постойте, постойте, — без большого энтузиазма промямлил лорд Бассет-Бладхаунд. — А почему она, собственно, стояла на одной ноге, эта женщина?
— Ллевелис-ап-Кинварх! — бросил Мак Кархи. — Почему эта женщина стояла на одной ноге?
— Это остатки архаических представлений об одноногости и однорукости, маркирующих принадлежность героя к потустороннему миру, сэр. Вторая нога и вторая рука этой женщины как бы находятся в ином измерении, поэтому при взгляде отсюда не видны, сэр.
Как ни странно, эта чепуха почему-то успокоила лорда Бассета-Бладхаунда. По ужасному выражению лица Мак Кархи было похоже, что он сам сейчас упечет Ллевелиса в иное измерение за этот ответ, но страшным усилием воли он сдержался.