— Да, Бервин, как я рад вам, входите! — сказал он, почесывая голову всей пятерней в размышлении, куда он подевал остатки чая. В результате он заварил вместо чая какие-то травы, одолженные ему Блодвидд, доктором ботаники, про которые он забыл, для чего они были нужны; травы внезапно оказали снотворное действие, и они с Бервином проспали до глубокой ночи. Через семь часов они одновременно очнулись в креслах друг напротив друга. За окном горели огоньки в домах Кармартена и огни бакенов на реке Аск.
— Так, ну, чайку попили, — сказал Мак Кархи.
Они поглядели друг на друга и начали хохотать. Это недоразумение как-то прибавило непринужденности обстановке. Описав широкий круг над рекой, на подоконник присел архивариус Нахтфогель и, недовольно щурясь от обилия света в комнате, забубнил:
— Вот та рукопись, Оуэн, что я дал вам в прошлый раз, была немного повреждена по краям, а в особенности на сгибах…
— Я буду крайне осторожен, милейший господин Хлодвиг, край-не, — любезно заверил его Мак Кархи. — Прошу простить, у меня сейчас ученик, — и он захлопнул окно.
Бервин, восхищенным взглядом следивший за Мак Кархи, вспомнив, зачем он здесь, стал копаться в сумке, вытягивая тетрадь с записями. Тяжело вздохнув, он попробовал прочесть строфу-другую из Финна, над которым бился всю ночь. Он замолчал безо всяких просьб со стороны Мак Кархи, и губы его задрожали.
— Да что вы, Бервин, — сказал Мак Кархи. — Вы чудесно читаете. Если бы вы знали, как я пою!.. И потом, вы знаете, ведь есть тексты, которые и я совершенно не в состоянии прочесть! — обрадованно спохватился он. — Да, да, вот, например, поэма Кетарна, сына Аэда, посвященная приходу зимы. Это очень сложный текст. Где же она? — он стал перебирать все подряд на книжной полке. — А, вот! Поэма четвертого века, с лакунами, и даже после восстановления Джерарда Мерфи в ней сам черт ногу сломит. Язык тяжелейший, аллитерации — не дай бог… Старая филидическая школа… Да что там говорить! — он махнул рукой, увлекшись. — Вот смотрите. Клич диких гусей над соленой водой, поник рыжий вереск в горах… Взгляните на эту лакуну в четвертой строфе, Бервин, — ни одно из предложенных восстановлений ни в какие ворота не лезет!..
И Мак Кархи начал читать поэму, нараспев и очень медленно, потому что быстрее не мог; Бервин подался вперед, потом привстал с кресла, безотчетно пытаясь повторять слова, потом осекся и стал повторять за Мак Кархи единственным доступным для себя способом, — последовательно перевоплощаясь во все, что называл в поэме Кетарн. Он взлетел черным дроздом, рассыпался ягодами остролиста, встряхнулся, превратился в снегиря, прыгнул несколько раз на своих птичьих лапах, поозирался в облике оленя, отбившегося от стада… Мак Кархи добрался до строфы:
Бервин, увлеченный поэмой, быстро, не думая, перевоплотился в ястреба и в гонимого лиса и, не заметив того, что Мак Кархи замолчал, по инерции превратился последовательно в двух фазанов, самца и самку, а потом растянулся на спинке кресла в виде пятнистой лесной рыси с коротким хвостом и снова принял собственный облик.