Не дождавшись ответа, Мефодий Николаевич сбросил с клетки ткань. Морские свинки заволновались, зашуршали и удивленно взглянули на девушку черными глазами-бусинками, блестящими, словно ягоды смородины. Неожиданно одна из них приподнялась на задние лапки, понюхала воздух и затравленно пискнула.
– Может, свинки уже почувствовали эту тварь? – всполошилась Лида.
– Просто для них это новая обстановка, – пояснил ученый, и по его интонациям лаборантка безошибочно определила, что он просто ее успокаивает. – Плюс другая влажность, непривычное освещение, изменение давления. Ладно, не падай духом. Я скоро.
Суровцев улыбнулся и, подсвечивая себе фонариком, принялся спускаться по скобам. Вскоре неверное световое пятно исчезло, и лишь мутный отблеск то и дело вспыхивал где-то в глубине.
Лида осталась одна. Страх едкими кислотными волнами накатывал на нее. Хотелось зажать уши, зажмуриться и представить себя в каком-нибудь другом месте. Донельзя обострившийся слух фиксировал малейшие звуки, и девушке лишь огромным усилием воли удалось удержать себя от срыва.
– Лида, я внизу, все в порядке, – донеслось из чрева колодца приглушенное. – Поднимаюсь…
Суровцев появился на поверхности минут через пять.
– А ты молодец, – похвалил он. – Не испугалась.
– Для тебя стараюсь, – немигающе глядя в некую пространственную точку, сказала Лида. – Ждать еще долго?
– Не знаю. Как говорится, ждать и догонять – хуже всего, – Мефодий Николаевич принялся счищать налипшую на свитер грязь. – Можно, конечно, оставить клетку со свинками тут и прийти завтра. Но я не уверен, что…
Биолог не договорил. Из антрацитной глубины донеслась странная возня и злое энергичное поскуливание. Морские свинки, обычно спокойные и флегматичные, завизжали так резко, что у Лиды заложило уши. Визг гулким эхом прокатился по жерлу колодца и отразился от бетонных перекрытий. Пронзительно хрустнуло стекло, и на этот хруст мгновенно наложилось недовольное злое урчание. Веревка тут же натянулась и завибрировала.
Даже в полутьме цокольного этажа было заметно, как побледнела Лида. Лицо ее на какой-то момент превратилось в подобие гипсовой маски. Она нервно дернула головой и обессиленно прислонилась спиной к стене.
– Пусти! – Суровцев схватил веревку и, отступив чуть назад, с видимым усилием вытащил клетку наружу.
Первое, что бросилось в глаза, – ошметки свежего, еще дымящегося мяса с налипшей на них шерстью и свежая кровь на дне клетки. Одна морская свинка была буквально разодрана на части, другая же еще билась в конвульсиях, прижимаемая к прутьям жутким зубастым существом, в котором ученые сразу же признали Rattus Pushtunus. Заметив людей, мерзкая тварь оставила полуживую жертву в покое, агрессивно поднялась на задние лапы и зашипела, словно разъяренный кот.
– Это… точно не та крыса, что была у нас, – Лида даже не находила в себе сил пошевелиться. Она попыталась прижать непослушной ладонью рот, однако так и не смогла вымолвить без заикания: – Эт-то друг-гая. Наша была к-крупней, да и шер-рсть на загривке н-не так-кая…
– Расплодились, значит, как я и предполагал, – недобро прищурился Мефодий Николаевич. – Сколько же их там еще…