– Супренировать, ваше сиятельство, – ответил Проказин, – это значит напасть неожиданно, застать неприятеля врасплох, разбить, не давая ему опомниться.
– Дельно. Дельно, – снова похвалил Суворов.
Доволен фельдмаршал – знающие офицеры. И командир полка доволен. Сидит улыбается, а сам Суворову все время на молодого поручика Ртищева показывает.
– Это, – говорит, – самый знающий в полку офицер. Умница!
Дошла очередь и до Ртищева.
– А ну-ка, скажи мне, Ртищев, – произнес Суворов, – что такое есть ретирада?[9]
Замялся поручик и вдруг…
– Не могу знать! – выпалил.
Все так и ахнули. Ну, все дело испортил. Офицеров подвел. Командира полка опозорил.
Рассвирепел Суворов, вскочил с лавки.
– Немогузнайку подсунули! – закричал, затопал ногами.
Повернулся, выбежал из избы прочь, сел на коня и хотел уехать. Да вдруг призадумался. Слез с коня, снова вернулся в избу, снова к поручику:
– Так что же такое есть ретирада?
– Не могу знать, ваше сиятельство. В нашем полку такое слово никому не известно. Полк наш суворовский, полк наступающий!
Глянул Суворов на Ртищева и вдруг закричал:
– Ай да полк! Ай да полк! Славный полк – Фанагорийский. Значит, никто не знает?!
– Так точно, ваше сиятельство.
– Вот уж не думал, что проклятый немогузнайка доставит мне столько радости! – прослезился Суворов. – Вот так Ртищев! Ай да Умищев!
Враг
Секунд-майор граф Калачинский нажил себе в армии немало врагов. Невыдержанным был секунд-майор на язык. Чуть что – обязательно кого-нибудь обидит, ввяжется в спор, накричит или скажет дурное слово. Вот и невзлюбили его товарищи. Вот и появились у майора враги.
Как-то пришел Калачинский к Суворову, пожаловался на своих товарищей.
– Помилуй Бог! – проговорил Суворов. – Ай-ай, как нехорошо! Враги, говоришь? Ай-ай. Ну, мы до них доберемся.
Прошло несколько дней. Вызвал к себе Суворов секунд-майора.
– Узнал, – говорит, – я имя того главнейшего злодея, который вам много вредит.
– Капитан Пикин? – выпалил Калачинский.
– Нет.
– Полковник Лепешкин?
– Нет.
– Поручик Вяземский?
– Нет.
Стоит Калачинский, думает, кто бы это мог быть еще.
– Знаю! – закричал. – Знаю! Генерал-квартирмейстер князь Оболенский!
– Нет, – опять произнес Суворов, посмотрел на Калачинского загадочным взглядом, поманил к себе пальцем.
Подошел секунд-майор, наклонился к Суворову. А тот таинственно, шепотом:
– Высунь язык.
Калачинский высунул.
– Вот твой главнейший враг, – произнес Суворов.
Сторонись!
Суворов любил лихую езду. То ли верхом, то ли в возке, но непременно так, чтобы дух захватило, чтобы ветер хлестал в лицо.
Дело было на севере. Как-то Суворов уселся в санки и вместе с Прошкой отправился в объезд крепостей. А в это время из Петербурга примчался курьер, важные бумаги привез Суворову. Осадил офицер разгоряченных коней у штабной избы, закричал:
– К фельдмаршалу срочно, к Суворову!
– Уехал Суворов, – объяснили курьеру.
– Куда?
– В крепость Озерную.
Примчался офицер в Озерную:
– Здесь Суворов?
– Уехал.
– Куда?
– В крепость Ликолу.
Примчался в Ликолу:
– Здесь Суворов?
– Уехал.
– Куда?
– В Кюмень-град.
Прискакал в Кюмень-град:
– Здесь Суворов?