— Странно, что она не позвонила из дома. Решила, наверное, что ее номер прослушивается.
— Наверное. Когда она вышла из кабины, пальто у нее на мгновение распахнулось, и я увидел, что она в ночной рубашке. Она тотчас же вернулась к дому двести семь «а», нажала кнопку звонка, и дверь почти сразу открылась. Больше до утра ничего не было… Я оставил указания Лурти, а днем его сменит Бонфис.
— Сделай все необходимое, чтобы ее телефон поставили на прослушивание, и как можно скорее.
Жанвье уже было вышел из кабинета Мегрэ.
— Пусть то же проделают и с телефоном конторы. Потом отправляйся спать.
— Спасибо, шеф.
Мегрэ пробежал глазами ожидавшую его почту, подписал несколько бланков, сходил доложить начальнику, как продвигается дело.
— Вы снова идете туда?
— Да. Думаю, что к себе эти дни буду заглядывать не часто.
Знал ли начальник уголовной полиции, что его место предлагали именно Мегрэ? Он не сделал и намека, но Мегрэ показалось, что тот обращается к нему с большим уважением.
Появившийся Лапуэнт выглядел не блестяще. Он отвез комиссара на бульвар Сен-Жермен.
— Мне с вами подняться?
— Поднимись. Может, надо будет кое-что записать.
— Я взял с собой блокнот.
Мегрэ чуть было не остановился на первом этаже, но раздумал и поднялся на второй. Дверь ему открыла молодая горничная Клер Марель, которая скорчила недовольную мину.
— Если вы хотите видеть мадам, сразу предупреждаю: она спит.
Мегрэ тем не менее вошел в прихожую, Лапуэнт — за ним.
— Присядьте, — сказал комиссар, показывая молодой женщине на стул.
— Мне не разрешено здесь рассиживаться.
— Вам разрешено делать то, что я велю.
В конце концов она уселась на кончик стула, обитого кожей.
Именно за это некоторые и ругали Мегрэ. Чиновнику, занимающему его положение, полагалось вызывать свидетелей к себе в кабинет, а что до ночного посещения кабаре, то туда он должен был бы послать инспектора.
Мегрэ зажег трубку, и Клер Марель строго на него взглянула, как будто он допустил какую-то неловкость.
— В котором часу вернулась ваша хозяйка вчера вечером?
— Чтобы вернуться, нужно сначала выйти.
— Если вам так больше нравится, в котором часу она вышла?
— Я об этом ничего не знаю.
— Вы спали?
— Повторяю вам: она не выходила из дому.
— Уверен, что, учитывая вашу преданность и то состояние, в котором она находится почти каждый вечер, вы сначала укладываете ее в постель, а потом уже идете спать сами.
Горничная была довольна мила, но упрямый вид, который она на себя напускала, не шел ей. Смотрела она на Мегрэ нарочито равнодушно.
— Ну и что из этого?
— Так вот, могу вам сказать, что она вернулась около половины двенадцатого.
— Имеет она право подышать свежим воздухом или нет?
— Вы не начали волноваться, когда увидели, что она собирается выйти? Ей стоило такого труда держаться прямо.
— Вы ее видели?
— Ее видел один из моих инспекторов. А знаете, почему она вышла в такой час?
— Нет.
— Чтобы позвонить из уличной кабины. Кому она обычно звонила до последнего времени?
— Никому. Своему парикмахеру. Поставщикам.
— Я говорю о разговорах более интимного свойства. Парикмахеру не звонят в одиннадцать вечера, портнихе и сапожнику — тоже.