Василиса сделала расстроенное личико и вновь попыталась завести разговор на тему: «А не замечали ли вы в школе чего-нибудь странного?»

Нет, Галина Ивановна, как и Игнат, явно ничего не замечала и совершенно не понимала прозрачных наводящих намеков Василисы. Зато сообщила, что учителей в школе без нее было двенадцать человек, что детей в классах много – в среднем по пятнадцать учащихся, что пешком через лес она никогда не ходила: ее первого сентября привез в село Анисий Аркадьевич на своем автомобиле, а в начале осенних каникул она уволилась и увез ее назад в Энск тот же Анисий Аркадьевич. Елисей Назарович на этом вот красном суперкаре отвезти ее не пожелал (Василиса поняла, что этот отказ до сих пор гложет женщину неизбывной обидой). И больше Галина Ивановна в эту деревню ни ногой!

«Так, значит, воздействие леса она не ощутила. Интересно, почему машина Анисия Аркадьевича на развороте не глохнет? Он ведь и при мне на машине в школу приезжал! А с количеством детей, получается, все чисто – махинаций никаких нет, Игнат что-то не так понял. Это хорошо, даже как-то легче на душе стало. Стыдно только перед директором, что подозревала его в грязных делишках».

Они дошли до дома культуры и попали прямо в широкие объятия господина Твердолобого.

В Василису вцепились. Ее настойчиво (хоть и очень вежливо) поволокли к дородной тетеньке с лицом бультерьера, которая оказалась председателем районного профсоюза педагогических работников. Тетенька заахала, что как же так – Василиса еще со студенческих времен могла бы быть членом профсоюза студентов, помогать власти в вопросах принятия законов, поддерживающих достойный уровень зарплат учителей в регионе и высокий статус педагогов в обществе.

– Человек с активной общественной позицией не может не быть членом профсоюза! – твердо заявляла тетенька и предлагала немедленно влиться в ряды активистов, обретя заветный профсоюзный билет.

«Ее тоже уволить могут, если я не вольюсь? – заподозрила Василиса, пытаясь в корректной форме отвертеться от такой чести. – Мне дай бог уроки первые провести так, чтобы перед учениками стыдно не было, а потом уже общественно-полезной работой нагружаться».

Отвертеться все никак не удавалось, председатель профсоюза оказалась более настойчивой, чем лидер продаж из сетевого маркетинга. Подозрения Василисы росли пропорционально настойчивости профсоюзной дамы, особенно, когда та также заикнулась про пресловутый коэффициент наполняемости классов. Василиса тут же твердым голосом потребовала для начала показать ей проект этого нового постановления. Дама глянула недовольно и отправила ее к Твердолобому. Тот тоже глянул хмуро, но несколько листков из портфеля достал и Василисе вручил с фразой: «Это хорошо, что современная молодежь старается досконально разобраться в вопросе, прежде чем поддерживать решение, значимое для целого района».

Прозвенел звонок и педсовет начался. Первым делом (кто бы сомневался, что именно это дело станет первым!) всему районному педагогическому сообществу представили Василису, примерно в тех же выражениях, что ранее в Лысогорской школе. Потом педсовет пошел своим чередом: один докладчик сменял другого и «коротенечко так, минут на сорок» рапортовал о достижениях и успешных проектах, о количестве того-то и тех-то, о повышении всяческих процентов, средних чисел, качества и успеваемости. Происходящее словно возвращало Василису в годы Советской власти, с той лишь разницей, что теперь докладчики читали свои речи не с листов, а со слайдов презентаций, а сидящие в зале не стеснялись позевывать и перешептываться. Шептались о разном: