— У него нет ни волосинки, он похож на червяка.

«Нет, я не червяк, я мальчик», — хотел ответить он, но предпочел делать вид, будто спит, в надежде, что им наскучит его разглядывать. Но все стало только хуже. Кто-то толкнул его, сначала аккуратно, затем сильнее, а потом ущипнул.

— Червяк не спешит просыпаться. Наверное, он умер, — усмехнулся кто-то. На что другой голос ответил ему:

— Сейчас я его разбужу.

Послышался непонятный звук, и теплая струя брызнула ему прямо в лицо. Он почувствовал кислый запах мочи.

— Просыпайся, жирный червяк, — закричал все тот же мальчишка, направляя на него струю. Мальчик продолжал лежать, зажмурившись, но слезы сами хлынули из глаз. Сдержать их не было сил. Плача, он совершил другую ошибку и разжал губы.

— У него рот как у младенца, беззубый.

«Подойди и хорошенько раскрой рот…»

Смех и крики становятся все громче, его захватывает водоворот голосов. Насмешки переходят в шлепки. Его бьют по заднице и по почкам. Кто-то из мучителей наклоняется к нему и истошно орет в самое ухо. Мальчик держится изо всех сил, но понимает, что сейчас оглохнет. Тогда он резко вскакивает и бросается на обидчика. Застигнутый врасплох, тот не успевает защититься. В его глазах читается удивление, которое затем сменяется ужасом, меж тем как лицо напавшего расплывается в беззубой, нечеловеческой и злобной усмешке. Он впивается в лицо обидчика и испытывает неожиданное чувство удовлетворения. Чувство, которое не должен испытывать ни один ребенок.

Ветер расходился в ветвях большой липы под окном и словно играл с льняной скатертью на столе, прячась под ней. Девочка с фиолетовой челкой задирала голову, подставляя щеки ветру. Прежде она не ценила все эти мелочи. Но теперь, оказавшись в инвалидном кресле, у нее было время замечать все вокруг.

Утром отец распорядился, чтобы ее вывезли завтракать в сад, в беседку. Рядом с фонтаном, но подальше от вида на озеро, чтобы не беспокоить ее воспоминаниями о происшествии, как он это называл. Ее мнения никто не спросил. Поэтому она устроилась у накрытого стола, на котором возвышалась корзина с круассанами, разными баночками джема, сладкими гренками, апельсиновым соком и яичницей-болтуньей.

Отец привык все планировать; дома, как и на работе, все было расписано, поэтому его нисколько не волновало, что она терпеть не может яйца.

Даже завтрак был частью представления. Все должно было как можно скорее вернуться в прежнее русло. «Случай на озере подлежал забвению, жизнь продолжалась, нужно было сохранять видимость, будто ничего не произошло», — одновременно насмешливо и торжественно сказала она про себя. Несмотря на свои тринадцать лет, она быстро усвоила правила поведения семьи Роттингер. Для каждого события в доме было свое правило этикета, даже там, где это было совсем неожиданно. Вот почему не стоило удивляться, что случившееся не смогло нарушить привычную жизнь этого дома. Даже на случай непредвиденных обстоятельств вроде «едва не утонувшей дочери» были четкие правила поведения.

Мысли девочки снова и снова возвращались к моменту, когда чья-то рука выдернула ее из темной пучины. При мысли об этом прикосновении по телу побежали мурашки. Больше вспомнить было особо нечего.