— Это я нашла у незнакомца, — объяснила подруга. — Его собирались выбросить вместе с другими вещами, но я решила прихватить его тебе на память.

— Зачем?

— Потому что без тебя я бы не успела приехать вовремя.

Охотница рассматривала видавший виды брелок, задаваясь вопросом, как и почему эта игрушка оказалась у незнакомца. Впрочем, она понимала, что никогда не узнает ответ.

— Ну что, ты готова, пошли? — спросила Памела.

— Готова, — кивнула Охотница.

Она положила брелок в карман и вылезла из машины. Затем направилась ко входу в магазин. Навстречу ей сразу же устремилась консультант:

— Здравствуйте, чем я могу вам помочь?

— Позовите, пожалуйста, хозяйку магазина, — ответила Охотница.

Девушка уставилась на нее, недоумевая, почему ее присутствия недостаточно. Однако потом все же удалилась вглубь магазина. Через несколько минут вышла удивительно красивая женщина лет шестидесяти.

— Вы хотели со мной поговорить? — улыбнулась она.

— Вы меня не узнаете? — немного помолчав, спросила Охотница.

— А разве мы знакомы? — удивленно спросила та. — Мы уже где-то встречались?

— Лично я вас вижу впервые, — призналась Охотница.

— Извините, тогда я правда не понимаю, откуда я могу вас знать, — смутилась хозяйка магазина.

— Присмотритесь как следует, может быть, вспомните, — настаивала Охотница.

Раздосадованная хозяйка заподозрила, что над ней пытаются подшутить. Но потом сообразила.

— Вы та самая…

Охотница уже привыкла, что ее все узнавали. Комо — маленький город. Она ответила так же, как и обычно.

— Да. Я его мать, — всегда отвечала она.

Хозяйка смутилась еще сильнее. А Охотница начала свой рассказ:

— Моего сына задержали на третий день поисков. Он пытался купить бутерброд на вокзале в Милане, расплатившись мелочью, которую собрал, прося милостыню. Он признался не сразу. Утверждал, что невиновен, и хотя на нем обнаружили кровь зарезанной девушки, он продолжал обвинять в убийстве какого-то незнакомца, проникшего в дом через окно.

Женщина слушала не перебивая, что было хорошим знаком.

— Мы с мужем тут же пошли в полицию, и нам позволили поговорить с сыном несколько минут. Когда я его увидела, он казался обиженным, точно побитая собака, и, клянусь, я готова была задушить его собственными руками. А он все повторял, рыдая и всхлипывая, свой бессмысленный рассказ. Но на какое-то мгновение я увидела, как в его глазах мелькнула некая черная тень, и все поняла. Он не только не раскаивался в содеянном — ему было наплевать.

Женщина внимательно смотрела на Охотницу, пораженная ее рассказом.

— Лишь мать может понять, что происходит в душе у ее сына. И я поняла. Поняла с такой ясностью, какой хотела бы избежать. И тогда я сказала себе: «Господи, сделай так, чтобы ему не поверили, чтобы никто не купился на эту отвратительную ложь».

Охотница глубоко вздохнула.

— Мы думаем, что знаем наших детей лишь потому, что подарили им жизнь, но часто любовь, которую мы к ним испытываем, уводит нас от правды, и мы отказываемся видеть очевидное. Однако в душе мы уже знаем ответ… И если ты ничего не сделала, чтобы помешать ребенку совершить зло, это твоя вина.