– Я просто не вижу разницы между людьми, которые семьдесят лет назад выкидывали татар из домов непонятно за чью вину, и твоим дедом, который оскорбил меня – за вину тех, давно умерших, людей!

Мне показалось, что Эннан меня сейчас ударит. Но он только дернулся и процедил:

– Ничего не изменилось! Ты же видела этих подонков, которые напали на нашу кофейню! Кричали, что мы забираем их землю, выгнали их из домов… Один ударил мою сестру! Назвал ее исламской гадиной!

– А если я тебе скажу, что сегодня утром этот же самый подонок напал на меня? – сказала я и оттянула рукав футболки, демонстрируя покрывающие руку синяки. – И назвал меня тем же самым словом. Только я была гадиной русской… ах нет, «русской» – это твой милый дедушка, а тот подонок говорил – «неверной»… И кстати, тоже кричал про землю, которую забрали… у татар!

Эннан глядел на меня, растерянно приоткрыв рот:

– Ты наверняка что-то напутала…

– Вообще-то он на меня еще и с ножом кинулся, – кротко уточнила я. – Как думаешь, могу я его рожу забыть? Его и «качка», которого ты с лестницы спустил. С ними всегда еще третий, но он обычно исчезает, как только начинается заваруха. Мелкий, незаметный такой… – Я замолчала, уставившись в начало переулка.

Схватила Эннана за руку и втащила за мусорный бак.

– С ума сошла! – выдохнул он, пытаясь выпрямиться, но я вцепилась в него как клещ.

– А если я тебе скажу… – в самое ухо ему прошептала я. – Что сейчас тот мелкий-незаметный заходит в этот самый переулок?

Шаги отчетливо отстукивали по булыжнику. Эннан перестал сопротивляться и пригнулся за баком. Шаги протопали мимо. Мы с Эннаном медленно распрямились и настороженно выглянули из-за бака, в любую секунду готовые нырнуть обратно.

Тот самый третий, незаметный, что всюду таскался с «качком» и «полупородным», стоял к нам спиной. Над переулком разнесся резкий звонок – «незаметный» нажал кнопку у ворот.

– Гав! Гав! – гулко, как в бочку, отозвался из-за высокой стены пес, и загремела цепь.

Стукнул засов – точно звонка ждали. Ворота приоткрылись – едва-едва, только проскользнуть внутрь…

– Явились? – сказал недовольный старушечий голос, и ворота распахнулись пошире. – А нету пока приятеля вашего…

– Я подожду, – тихо отозвался «незаметный», и его впустили внутрь. Ворота захлопнулись. Пес за забором еще гавкнул для порядка и затих. Мы с Эннаном выбрались из-за бака.

– То есть ты говоришь, что сперва эти трое напали на тебя и кричали, что русские отняли землю у татар, так? – недоверчиво начал Эннан, разглядывая захлопнувшиеся ворота. Ничего примечательного в них не оказалось: ворота как ворота, и даже надпись «Сдаю комнату» как у всех – отчего его недоверие только росло.

– Не совсем… – уточнила я. – Кричал только один, и про отнятую землю он уже потом вспомнил, сперва у него были претензии лично ко мне. – Я увидела его заинтересованный взгляд, но пояснять ничего не стала.

– Потом он же – с приятелями – появляется у нас в кофейне и кричит про татар, которые отняли землю у русских, – продолжил рассуждать Эннан. – А теперь он здесь. Любопытно… – Он вдруг остановился, лицо его изменилось, он схватил меня в охапку – и мы снова нырнули за наш родной мусорник. Широко раскрытые глаза Эннана были так близко, что я даже видела крохотную себя, отражающуюся в его зрачках.