— Но где же статуя? — он говорит одной стороной лица, другая перекошена после Пытки Миллионом Зеркал. Он бурно мастурбирует. Пчелиная Матка продолжает беседу, ничего не замечая.
Кушетки, стулья, да и весь пол начинают вибрировать, и гости превращаются в расплывчатых серых призраков, визжащих в хуекрылой агонии.
Под железнодорожным мостом дрочат два мальчика. Поезд сотрясает их тела, заставляя извергнуть семя, и медленно исчезает с далеким гудком. Квакают лягушки. Мальчики вытирают сперму с тощих смуглых животов.
Купе поезда: два больных молодых наркота, едущие в Лексингтон, в судорогах похоти срывают с себя штаны. Один из них намыливает свой член и по спирали разрабатывает жопу другого. «Бо-о-о-оже!» Оба извергают семя и тут же встают. Они отходят друг от друга и натягивают штаны.
— В Маршалле старый коновал прописывает настойку и оливковое масло.
— У старушки-матери прямо геморрой кровью обливается от жалости к Черному Дерьму... А если бы к вашей маме, Док, пиявками присосались эти гнусные вертлявые больничные врачи, которые только и знают, что оформлять ее в жопу... Дезактивируй свой таз, мамаша, ты же просто омерзительна.
— Давай сойдем и вытрясем из него рецепт.
Поезд мчится сквозь дымную, освещенную неоном июньскую ночь.
Изображения мужчин и женщин, мальчиков и девочек, зверей, рыб, птиц: вселенский ритм совокупления наводняет комнату — великий голубой поток жизни. Вибрирующий беззвучный гул густого леса — неожиданная тишина городов, когда джанки выруливает дозу. Мгновение безмолвия и изумления. Даже Пригородный Житель пытается дозвониться по засоренным холестериновым проводам.
Хасан визжит: «Это все ты, Эй-Джей! Ты обосрал всю мою вечеринку!»
Эй-Джей смотрит на него, лицо его непроницаемо, как известняк: «Засунь ее себе в жопу, недоумок разжиженный».
Врывается ватага обезумевших от похоти американских женщин. Взмокшие пизды с фермы и ранчо для отдыхающих, с фабрики и из борделя, из загородного клуба, роскошных апартаментов и с городской окраины, из мотеля, с яхты и из коктейль-бара; они сбрасывают одежду для верховой езды, лыжные костюмы, вечерние платья, джинсы, платья для чаепития, ситцевые платья, брюки, купальные костюмы и кимоно. С воплями, стонами и воем они набрасываются на гостей, как бешеные суки в жаркую погоду. Они запускают длинные ногти в повешенных мальчиков и терзают их, визжа: «Ну ты, педик! Ублюдок! Еби меня! Еби меня! Еби меня!» Гости с воплями спасаются бегством, мечутся среди повешенных, опрокидывают железные легкие.
Эй-Джей: «Вызовите моих швейцарцев, черт побери! Оградите меня от этих самок!»
М-р Хайлоп, секретарь Эй-Джея, отрываясь от своей книжки комиксов: «Швейцарцы уже превращаются в жидкость».
(Сжижение заключается в расщеплении белка и низведении его до состояния жидкости, которая впитывается в протоплазму какого-нибудь другого существа. В данном случае таким получателем жидкости наверняка является Хасан, известный ликвифракционист.)
Эй-Джей: «Никчемные хуесосы! Куда деваться человеку без его швейцарцев? Положение отчаянное, джентльмены. На карту поставлены наши хуи. В бой, мистер Хайлоп, они идут на абордаж. И призовите мужчин к оружию».