— А как насчет Эллиота? — спросила подруга. — Не он ли виноват?

— Нет, вряд ли. Он ее очень любил. К тому же она ждала от него ребенка.

Я вдруг вспомнила важную деталь: Эллиот не знал о беременности Эстер.

— Тут все так запутано, — пробормотала я, усаживаясь прямо на траву и не замечая, что она мокрая. Впрочем, даже если бы и заметила, в ту минуту мне было все равно. — Что делать?

Аннабель откашлялась.

— Делай то, за чем приехала на остров.

Я взъерошила волосы.

— Даже не помню.

— Чтобы успокоиться и прийти в себя.

— Ну да, — кивнула я. — Но теперь-то что делать? Может, я лезу, куда не надо, и не стоит ворошить прошлое?

Аннабель немного помолчала.

— Это тебе сердце подсказывает?

Я покачала головой, вспомнив гадалку, которая сказала Эстер, что ее дневник очень важен для будущего.

— Нет. Если честно, впервые за долгое время я знаю, чего хочу.

Никогда я еще не испытывала такого острого желания поговорить с Би. Теперь, когда появились основные факты, мне нужны были детали, чтобы составить общую картину. Эвелин предупреждала, что не стоит спрашивать Би о дневнике, пока не наступит подходящее время, и я решила: пора.

До тетиного дома я добралась на такси, заплатила и вихрем ворвалась в дверь, которую Би никогда не запирает.

— Би?

Я звала громко и решительно, однако ее не было ни на кухне, ни в гостиной. Пробежав по коридору, я забарабанила в дверь тетиной спальни, и когда никто не отозвался, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Би там тоже не было.

— Би! — крикнула я еще громче, надеясь, что она в ланаи.

Не услышав ответа, я, наконец, заметила на столе записку:

«Дорогая Эмили!

Позвонила наша с Эвелин приятельница из Сиэтла и пригласила к себе в гости с ночевкой. Будем рассматривать старые фотографии и вспоминать прошлое. Я звонила тебе на мобильник, но, видимо, не было связи — хотела тебя тоже позвать. Ладно, ничего страшного, если ты переночуешь одна. Холодильник полон. Вернусь завтра после обеда.

Я включила телевизор, послушала музыку, проверила электронную почту… Ничто не могло заглушить рой мыслей, которые кружились в моем мозгу, словно назойливая песня, которую проигрывают много раз подряд. Очень плохая песня.

Мне вдруг стало страшно. Солнце село, дом начал зловеще поскрипывать — как все старые дома, когда темно, ветрено и никого нет рядом, — и я позвонила Джеку.

Если честно, я не ждала, что он ответит. Джек говорил, что сегодня занят. Тем не менее, он был дома, вернее, она.

Та женщина, которая подошла к телефону. Прежде чем она успела что-то сказать, из трубки донесся мужской смех — смех Джека. А еще играла музыка, нежная и романтичная.

— Резиденция Джека, — произнесла женщина уверенным голосом, словно уже не раз отвечала на звонок.

Я посмотрела на часы — без тринадцати десять. Что она там делает в это время?

— Извините, я хотела бы поговорить с Джеком.

— Он сейчас вроде как занят, — хихикнула незнакомка. — Что ему передать?

— Ничего. Все в порядке.

В эту минуту меня охватила злость; такую злость испытывала Эстер к Эллиоту или Джейн к Андре в «Годах милосердия». Я поняла, почему Эстер швырнула кольцо. Поняла, почему она вышла замуж за другого. Ярость бурлила в моей душе подобно штормящему за окном морю. Конечно, не хотелось бы закончить, как Эстер, но будь я проклята, если позволю еще хоть одному мужчине себя обмануть.