– Нет, но начну буквально через две недели.

– Как много студентов посещает Ваши курсы?

– Прилично, когда дело касается занятий по дереву. На всех этих выставках HGTV всегда есть люди, которые считают, что с легкостью смогут создать нечто, вроде этого, – сказал он, щелкнув пальцами. – Время от времени у меня также впритык заполняется класс по гончарному мастерству, это около тридцати студентов. Скульптуры изо льда не пользуются такой популярностью. Подобные классы обычно малы, от восьми до десяти учеников.

– Получается, Вы с легкостью можете запомнить таких студентов?

– Конечно. Лед… не знаю… Он требует некой элегантности и, в то же самое время, силы характера. Каждая маленькая линия, которую вы создаете при помощи долота, очень важна. Тут нельзя просто стереть и замазать ошибку, как в случае с глиной.

– За последние пару лет Вы встречали студентов, которые могли показаться, скажем, немного странными? Кто-то проблемный или рядом с кем Вы ощущали некий дискомфорт?

Киркпатрик усмехнулся и кивнул. Эйвери сделала глоток кофе, когда он вздохнул. Это было сделано как-то даже с горестью, но именно в этом она и нуждалась.

– Что ж, я занимаюсь преподавательской деятельностью всего три года и за этот срок у меня были проблемы лишь с одним студентом… что довольно смешно, так как технически он посетил всего одно занятие. Этот парень пришел и был просто… я даже не знаю… безумен во всем. Сначала он проявил себя многообещающе. Но затем, не знаю почему, он будто пошел в атаку с долотом и молотком. Тогда он просто взял и уничтожил свою скульптуру. Сделав это, он принялся кричать и скакать по классу, разбивая работы других. Мне даже пришлось вызвать охрану кампуса. Он явился на следующий урок, но я не впустил его. Приемная комиссия тогда проверила его личное дело и обнаружила, что он был вовлечен в криминальную историю с элементами проявления агрессии и сексуального насилия, представляете? В общем, охрана выгнала его. Он так и не вернулся, но, спустя несколько дней, прислал очень неприятное письмо. Его нашли в моем маленьком почтовом ящике, который я разделяю со школьным учителем рисования.

– В нем были угрозы? – уточнила Эйвери.

«Письмо, – подумала она про себя. – Интересно было бы сравнить почерк. Совпадет ли он с теми двумя, что поступили в участок?»

– Вроде того, – кивнул Киркпатрик. – В основном он просто называл меня бездарем и говорил о том, что истинное искусство является полным хаосом. Подобный бред.

Эйвери с Рамиресом переглянулись.

«Искусство – это хаос, – думала она. – Словно заявление уставшего человека, немного поэтичное… Как в случае с нашим убийцей».

– Вы случайно не помните его имя? – уточнила Блэк.

– Помню. И даже лучше. Я могу сказать вам, где он работает. Этот маленький ублюдок действительно хорошо разбирается в том, что делает, пытаясь отнять у меня бизнес на протяжении уже полутора лет.

– Здесь, в Бостоне? – удивилась Эйвери.

– О, да. Буду рад указать вам на него.

«Попался», – подумала Блэк, когда Киркпатрик записал информацию на листе бумаги, взятом со стола.