Толоконников смешался, его бормотание стало еле слышным, пока совсем не замолчал. Зато заговорил Петухов. И я поняла, что для выводов некоторым высоким чинам вообще никаких фактов не нужно, у них факты заменяются дремучей фантазией.

– Что ж ты, голубушка, в этом, – обер-полицмейстер махнул рукой в сторону Мамаева и запнулся, будто боясь проговорить при барышне забористое ругательство, – человечке нашла?

Хорошо, вопрос оказался риторическим, потому что вот так с ходу мне ничего не придумывалось. Но его высокородие разразился целой обвинительной речью, в коей клеймил нравы современной молодежи. Я поняла, что Петухов придерживается в жизни взглядов самых консервативных, и решила, что не мне эти взгляды менять.

– Как? Как вы можете терпеть эти его…

Его высокородие достал табакерку. Я криво улыбнулась:

– У нас с Эльдаром Давидовичем свободные отношения, наша с ним любовь выше закостенелых ограничений, накладываемых на нас обществом. А он у нас мужчина непростой, холерический, ему страстями жить надобно!

Я с усилием остановила руку, уже готовую взметнуться к лицу; оттопырив мизинец, отыгрывала я явно купца Жихарева.

– Кхм… – сказал Петухов. – Кхмм… от ведь… поди ж ты…

Решив, что сказала и так больше, чем от меня ожидалось, я молча опустила очи долу. Эх, глупости, Гелечка, творишь. И зачем надо было эту театру здесь устраивать? Могла же потихоньку алиби предоставить или даже подождать, пока Мамаева арестуют, и уже в разбойный с откровениями явиться. Тем более что ежели начистоту, ему пара дней в арестантской только на пользу бы пошла – темперамент его сверхчеловеческий подостудить. А теперь что? Сама ты, Гелечка, актриса проездом из Парижа, только ногу осталось задрать, чтоб нижнее белье продемонстрировать.

– Так вы – эмансипе? – В тоне его высокородия сквозил священный ужас.

– Именно. И ценю, что Эльдар Давидович эти мои взгляды разделяет и поддерживает.

Играть так играть. Нет в жизни ничего хуже недоигранных ролей. Я обвела глазами публику. Шок и трепет, вот как зал держать надо!

Его высокородие опять нюхнул табачку, поморщился, чихнул.

– Однако у вас и подчиненные в приказе, господин Крестовский…

А вот на шефа мне смотреть не хотелось. Абсолютно. Потому что если брезгливость во взглядах чиновных наших гостей трогала меня мало, то неодобрение Семена Аристарховича могло больно уколоть. Все же скосила глаза, посмотрела и тут же вскрикнула:

– На помощь!

Крестовский с откинутой на спинку кресла головой и закрытыми глазами был похож на покойника. Я первой к нему подскочила, тронула за руку, показавшуюся раскаленной, прислушалась к дыханию, ничего не уловив. Через мгновение меня оттеснил от шефа Зорин. Ляля причитала где-то позади – пронзительно, очень по-бабьи, и я почему-то слышала только ее эти причитания.

– Врача? – приказ Петухова звучал слегка вопросительно.

– Спешить надо, – сказал Иван Иванович и, склонившись над телом, без усилий подхватил его на руки. – В лазарет. Ольга Петровна, телефонируйте туда, нам нужны лекари-маги.

– Что с ним?

– Истощение. – Зорин уже шел к выходу. – Эльдар, подсоби.