– Погоди, – я опять перебила, собирая только факты, потому что уже полна была сочувствием к душегубице, а это могло делу только помешать, да и неправильно это. – А как же Ляля, то есть личина ее? Ты пришла в приказ, когда Уваров там еще служил, и после его ареста продолжала.

– А это Митенька придумал, – сказала девушка, – мы видеться хотели ежечасно, ежесекундно, а у нас не получалось. У него – приказ, у меня – родители и приличия. Вот он и предложил мне батюшкиной племянницей представиться. Домашние, зная мое слабое здоровье, думали, что я целыми днями в постели провожу или у лекарей. Да мы с ними и так только за ужином за столом встречались. Вот и не узнал никто, кроме нас с Митенькой. А когда его арестовали, я по привычке в приказ ходить стала, чтоб не выть дома в одиночестве, да думала, как мне за Митеньку отомстить поганым чародеям.

– Их-то вина в чем? В том, что арестовали, а не позволили людей дальше убивать?

Она на меня посмотрела, как на дурочку умалишенную, и быстро спросила:

– Почему твои чардеи в коридоре остались?

– Они тебя опасаются.

– А тебя им, значит, не жалко?

Вопрос я проигнорировала, барышня Петухова продолжила напирать:

– Они подлые людишки, начальнички твои: и Мамайка, и Ванька, и Крест – переступят через тебя и не обернутся. Уж насколько Митенька предан им был, дружбе их воинской, и его не пожалели. Ну, оступился, ошибся, ну так помочь надо, направить…

– Подожди, ты пришла в приказ ради вашей с Митенькой любви, а потом на Мамаева перекинулась? Что-то не сходится!

– Это не я! – вскрикнула Саша. – Я же тебе объясняла уже, Ляле Эльдарушка по нраву пришелся, она всех его любовниц извести решила. Актриска Штольц письмо на адрес присутствия написала, Ляля его прочла, вот все и получилось. И Бричкина эта тоже…

«А ведь она сумасшедшая, – подумала я. – Может, многоличности ее Уваров себе и забрал, но благости не прибавил. Ну не может нормальный человек считать белое черным, а черное белым, не может называть убийства ошибками. Или она местью свое чувство вины вглубь загнала? Ведь не прими Дмитрий на себя ее душевную хворь, не сошел бы он с ума, не закончил бы в скорбном доме. Да и, полноте, она же свои личины кем-то другим считает. Это не я – это Ляля! Точно не долечил! А скорее даже не вылечил, а сам ту хворь подхватил».

– Эх, делу время, потехе час. – Александра Андреевна поднялась с диванчика и подошла к окну. – Обложили вы меня, сыскарики, со всех сторон. – Она отодвинула штору и выглянула наружу. – Пора и мне вас потревожить…

Мне стало любопытно, что она там высматривает, поэтому я и сама подошла к окну, поглядеть.

– Внизу выгребная яма, – задумчиво проговорила Сашенька. – Вчера, когда я наконец твои следы в «Саду наслаждений» обнаружила да выяснила, что это не ты в нумерах в чиновничьем мундирчике клиентов принимаешь, пришла мне в голову замечательная идея. Здесь тебе, Попович, самое место, со всей твоей провинциальностью и гонором немереным.

Я дернулась в сторону, но она схватила меня за запястья:

– Когда метаморф чью-то личину на себя примеряет, он и часть способностей исходной личности использовать может.