Или что-то другое это было? Может, настоящая любовь переживается совсем иначе?

В конце концов, он никогда не думал, что мир рухнет, если Соня не ответит ему взаимностью, и тяги к суициду тоже не испытывал. И даже не сходил с ума от восторга, когда видел ее. Просто так вышло, что были отдельно все люди мира, и отдельно Соня, к которой его душа чувствовала глубокое сродство. Гарафеев хотел быть с нею, но в то же время знал, что и без нее проживет.

Спокойное это было чувство, без надрыва, и почему-то ему казалось, что у Сони точно так же. А теперь выяснилось, что он чувствовал то, чего не было, и вся эта духовная близость существовала только в его воображении.

Гарафеев сам не думал, что станет так от этого мучиться и на старости лет застрадает детскими обидками, но успокоиться пока не мог.

И со страхом считал дни, оставшиеся до даты развода, и мечтал, чтобы он как-нибудь отменился.

Он писал назначения в реанимационной карте, когда в ординаторскую вошел заведующий с бутылкой коньяка:

– Привет тебе от Завьялова, – он жизнерадостно стукнул донышком об стол.

– О, хороший!

– Ну а то! – Витя деловито скрутил железную крышечку и наплескал в стаканы по чуть-чуть.

Гарафеев покосился на часы, убедился, что его рабочее время кончилось час назад, и замахнул.

– У тебя завтра снова выходной, Гар.

– В честь чего это?

– Из суда звонили. Тебе завтра надо там хвосты подбить.

Настроение сразу испортилось, и Гарафеев жестом показал, чтобы Витька налил по второй. До этой минуты он надеялся, что все рассосалось без его участия, но нет. Впрочем, повидать Стаса будет приятно.

– В общем, иди и завтра уж сюда не возвращайся.

– Чего это ты так меня бережешь?

– Да очень просто. Чтобы хорошо поработать, надо хорошо отдохнуть.

Гарафеев засмеялся и щелкнул по коричневато-желтой этикетке, вот он, наш отдых.

Витя вздохнул и снова плеснул в стаканы:

– Вот именно. Излюбленный отдых советского человека. Нет у нас понятия: хорошо поработал тире хорошо отдохнул. Ни денег нет на нормальный отдых, ни связей, чтобы профсоюзную путевку получить. У нас другое – хорошо поунижался, тогда хорошо отдохнул. Соответственно, и обратный тезис не закрепился в массовом сознании: хорошо отдохнул тире хорошо поработал. Кроме того, у нас нет прямой связи хорошей работы с хорошей зарплатой. Ты больше Кожатова получаешь за стаж, а не потому, что за него пашешь. И что делает в таких условиях руководитель?

– Что?

– Руководитель начинает выжимать из хорошего работника максимум, а плохого держит как балласт, и нервным срывом это кончается в самом лучшем случае.

– У меня не было нервного срыва.

– Ладно, ладно. И еще одна тут есть опасность: мы ж не вечны, Гар. Уйдем когда-нибудь, и что оставим? Один балласт? Поэтому давай, отдыхай как следует, восстанавливайся и вперед, с новыми силами молодежь воспитывать.

Выпили они немного, но Гарафеев отчего-то быстро захмелел и отправился гулять по городу.

Он бродил один, в надежде встретить какого-нибудь старого друга и вспомнить былые светлые деньки, и понять, были ли они такими, как представляются ему сейчас.