– Так какая проблема, если он это делает уже в течение шести лет, – фыркнул Кирилл.
– Не спеши с выводами. Тут много скользких моментов. Вот смотри, наша ситуация: папашу мы не видим, денег его тоже. Если Егорке сейчас устроить опознание, то уверяю тебя, он не укажет на своего родителя. Казалось бы, раз отец не хочет заниматься, дайте отчиму занять его место, верно?
– Само собой.
– Но не все так просто. Папашка в суде скажет, что это злыдня бывшая не разрешает ему видеть горячо любимого сыночка, и поди докажи, что это не так. При хорошем адвокате можно даже бывшей штраф за самоуправство навесить. Ладно, судья попадется адекватный и понимающий, что отношения между людьми вещь эфемерная, и обратится к измеряемым параметрам, то есть к деньгам.
– Логично, – улыбнулся Кирилл.
– Возможно, злая мать не позволяет видеться, но отец участвует финансово? Отдает двадцать пять копеек с каждого заработанного рубля? Тут, кажется, вообще элементарно: платишь – отец, нет – пошел вон.
– Ну да.
– А вот и нет! Невозможно доказать, что отец уклоняется от алиментов, пока мать не подала в суд на их взыскание. А я этого не делала, потому что не хотела позориться. Ну а когда подадим, то бегать от них у моего бывшего кишка тонка. Будет, как миленький, отслюнивать по исполнительному листу, значит, неучастие уже не вменишь, а лишить его родительских прав вроде как не за что. Насколько мне известно, он преступлений не совершал и под забором пьяный не валяется.
– Обидно. Но я все равно хочу усыновить Егора.
– Кирилл, это дело долгое и муторное, может растянуться на несколько лет и так ничем и не закончиться. Не лучше ли оставить как есть?
Кирилл отрицательно покачал головой:
– Нет, не лучше. Конечно, надо спросить Егора, согласен ли он, потому что сейчас я для него просто старший товарищ, такой веселый приятель типа его любимого Карлсона, а если получится усыновить, то буду нести за него полную ответственность. Решать смогу за него, что-то запрещать, к чему-то принуждать. Он окажется в моей власти, поэтому вопрос очень важный. Насколько вы с ним доверяете мне, чтобы позволить участвовать в его судьбе.
– Ты знаешь, что мы тебе верим. Конечно, всякое может случиться, и пока неизвестно, как Егор будет взрослеть, но не думаю, что когда-нибудь он тебе крикнет: «Ты мне не отец!»
– Ой, я тебя умоляю! Все дети так кричат, просто при обращении к родному родителю приходится добавлять слово «больше». «Ты мне больше не отец!», вот и вся разница.
Ирина засмеялась, но тут же осеклась. А ведь и правда, кто не выпаливал в сердцах эти слова, не думая, насколько они страшны, и еще страшнее оттого, что они всего лишь эхо «ты мне больше не дочь!», «мне не нужен такой сын!», «другой бы на твоем месте!», «лучше никакого ребенка, чем такой, как ты!», «за что мне такое наказание!».
И муж с женой орут друг на друга: «Чтоб ты сдох!», «Я тебя ненавижу!», а потом все это безобразие выдается за эмоциональность и ранимость… Погорячился, вспылил, но это от сильных чувств, так что вроде как и извиняться ни к чему.
– Ира, – перебил Кирилл ее раздумья, – я понимаю, что суд – это всегда муть и грязь, но я хочу, чтобы Егор знал, что у него есть отец. Не просто мамин муж, который играет с ним в доброго папочку, а настоящий официальный отец, который за него отвечает так же, как и за своего второго ребенка. И очень хорошо было бы, если бы второй ребенок не знал, что Егор у тебя от первого брака. Надеюсь, у тебя было время убедиться, что я нормальный человек, а не какой-нибудь мистер Морстен из «Дэвида Копперфильда».